ПРОЕКТЫ     КМТ  

КМТ

Будущее человечества

Артем Белоглазов © 2005

Игрушка

   Мальчик... мальчик... Ну мальчик же!..
   
   Толпа...
   Пестрая. Бурлящая... Шумная.
   Клокочет, лопается пузырями-прорехами, исходит паром голосов людских. Смешение вавилонское. Море без конца и без края. Автострады — течения его, потоки стремительные, опасные; машины — акулы хищные, скалятся решетками хромированных радиаторов, поживу ищут; пешеходы стайками пугливых мальков в стороны прыскают. А ну как попадешь на зуб-то кому? Не хочется.
   Бип! Бип!! — дорогу! р-р-разойдись, суки! Кому сказано?!
   Быстрей! Ритм, ритм, единый ритм кнутом подгоняет, хлещет. С плеча, с оттяжечкой — шевелитесь, бездельники! Вашу мать! Кто там замешкался? Н-на!
   Ах, старушка — божий одуванчик, не успела. Бам-м! — зализанный продолговатый болид спортивного авто сминает тело в лепешку, подбрасывает — высоко-высоко. Кровавые брызги на ветровом стекле, будто художник, макнув кисть в баночку с красным колером, щедро плеснул на холст. Куча тряпья и костей с хряском шлепается на мостовую.
   Кровь... Текут струйки, с пылью мешаются, застывают грязными каплями, лужицами темно-бордовыми. Отлетает душа в горние выси.
   Кровь! Кровь!! Кровь!!! — смертельные эманации витают в воздухе, и спешат-торопятся машины — успеть! урвать! ухватить кусок свой! Раскатывают труп в лепешку, рвут кости и сухожилия.
   Отворачиваются-отшатываются люди, мимо идущие, свидетели трагедии, ежедневной, обыденной. Ужас в глазах — а если меня?! Облегчение — нет, другого. Понимание — сама виновата: старая, медлительная, реакция уже не та. Поэтому надо быстрей! Все, все надо делать быстрей! Еще быстрей!
   От осознания таких простых и немудреных истин на душе становится легко, спокойно и хорошо. А мусоросборщики уже подобрали-подчистили все, отправив останки на переработку. Скоро несчастная старушка воскреснет в виде гамбургера или биг-мака в каком-нибудь дешевом fast-food’е.
   Жизнь продолжается, черт возьми, жизнь входит в привычное русло — колею накатанную. Скрипит шестеренками плохо смазанными. Когда-то, конечно, были демонстрации и акции протеста, но — численность населения растет (даже закон в 2019 г. приняли — о детском поголовье), ресурсы не безграничны, жрать, в конце концов, что-то надо? А то. Ну и не фиг возмущаться. Мы всех, кто возмущается, к стенке поставим, спецуказ президента, понятно? Имущество после смерти владельца отчуждается в пользу государства. Семья бунтовщика направляется в трудовые лагеря на бессрочную ссылку, без права апелляции, уяснили, мать вашу? Если кто особенно тупой и ничего взять в толк не может — шлепнем прямо на месте. Обществу не нужны недееспособные идиоты. Утром, вечером и в обед на главных государственных каналах — трансляция показательных расстрелов. Смотреть обязательно. Кто будет увиливать, автоматически считается изменником, предателем и врагом народа — со всеми вытекающими.
   
   Мальчик... Ну же, мальчик!.. Подойди, мальчик!..
   
   Толпа...
   Люди-волны. Люди-пена. Прибой громогласный — плещет, плещет, плещет...
   
    — Куда прешь, козел?
    — Сам козел!
    — Ты че, ваще охренел?!
   
    — Девушка, разрешите с вами познакомиться?
    — А вы военный?
    — Почему это?
    — Ну кто ж так говорит: разрешите? Гуляйте, молодой человек, — прямо, а потом налево. Понятно?
   
    — Экстази! Барт Симпсон! Кокс! Гербалайф! Дешево — хватай-налетай!
    — Герыч почем?
    — Для вас, уважаемый, совсем-совсем даром — пятьдесят баксов доза.
    — Тридцать.
    — Не смешите меня, за тридцатник только палево голимое, можете, кстати, в соседней подворотне купить. А здесь — товар качественный.
    — Ну... сорок.
    — Сорок пять.
    — Заметано.
   
    — Эй, сутяра, твои шалавы?
    — Мои, господин.
    — Сколько?
    — Штука рубликов за час. Малолетки — шестьсот. Постоянным клиентам скидки. Снимите на сутки — будет дешевле.
    — Давай троих. Вон, помоложе которые. До завтра забираю. На, хватай бабки, сдачи не надо. Ну что, куклы крашенные? Быстро в машину. Поехали!
   
   Мальчик!!!
   
   Блестят радугой витрины магазинов — шопов, кауфхаусов, бутиков, — смешно коверкают и растягивают лица. Кривое зеркало, в котором отражается наша с вами реальность-действительность. И ни одного русского названия! Ни одного!
    — Мама! Песик! — розовощекий карапуз тянет за рукав кожаного полупальто не очень молодую, но все еще красивую (чуть-чуть косметики, бриллиантовая сережка-капля в левом ухе), стильно одетую женщину. — На Чарлика похож.
    — Где?
    — Вот, — пухлый пальчик описывает дугу. — Он улыбается!
   Вывеска — сверкает разноцветным неоном — «Robotoy Inc». Шрифтом помельче — «Мы дарим счастье! Специальная новогодняя акция! Купите верного друга — Kinoida — вашему ребенку со скидкой 30%».
   Хм, действительно похож. Хотя, начиная с серии «D», они все индивидуальны. Ну-ка, ну-ка. Серия «F»? А как же «E»? Пропустили?
    — Давай зайдем, мам. Я хочу посмотреть на собачку поближе.
    — А потом ты захочешь, чтобы я ее купила.
    — Тебе жалко? Подарить мне на Новый Год самый лучший на свете подарок?!
    — Нет. Но ведь ты, наверно, помнишь, как сломался и умер Чарлик? Как ты плакал? Специалисты из Robokin, да, тогда они назывались по-другому, сказали, что это произошло от небрежного обращения.
    — Нет! Я буду аккуратно. Я теперь большой, я понимаю. Купи. Пожалуйста. Новый Год же, мама!
   Какой, к чертям, Новый Год. Тридцатого сентября? Вот именно, какой — седьмой или две тысячи двадцать седьмой? Боже мой, это же идиотизм — перенести празднование Нового Года на осень. Новая страна — новые веяния? Новая, черт побери, временная шкала? Увековечить захотели, себя, любимых? Да обыкновенный военный переворот. Диктаторы, тьфу! Каждого четвертого пересажали, что дальше делать будете?
    — Вадик, у тебя достаточно игрушек.
    — Хочу собачку! Она похожа на Чарлика!
    — Не капризничай, пожалуйста.
    — Ну, мама!
    — Ох, какой же ты упрямый. Ладно, давай зайдем и просто посмотрим. Понимаешь? Просто взглянем и все.
   
   Магазин очень большой, внушительный, степенно-красивый. Ряды полок и полочек поражают невероятным, невообразимым изобилием товаров. Мимо них — чинно, вальяжно — прохаживаются покупатели, прицениваются, присматриваются, заводят разговоры с менеджерами, пытаясь соизмерить новогодние пожелания-притязания своих детей с толщиной кошелька. Вадим с трудом скрывает восхищение, озираясь по сторонам. Вокруг столько игрушек! Они такие разные! Свисают с потолка гирлянды разноцветных воздушных шаров, в стоящих на полу вазах — живые цветы и маленькие деревца, даже несколько небольших фонтанов имеется. Играет приятная тихая музыка, взметаются вверх струи воды, окрашенные неоновой подсветкой в синие, красные и зеленые тона; сердце сладко замирает в груди, а потом вновь бьется — часто-часто, предвкушая удивительные праздничные сюрпризы, которые, конечно же, произойдут на Новый Год. Ведь в жизни всегда есть место Чуду, не так ли? Желание, надо только загадать желание — пусть мама купит песика. Пусть, пусть, пусть...
   Холодно блестят никелированные поручни эскалатора: наверх? Нет, спасибо, мы как-нибудь сами. Покрепче ухватиться за мамину ладошку (обручальное кольцо на пальце, сейчас почти никто их не носит) и — как головой в омут — нырнуть в пеструю круговерть шумного яркого игрушечного рая.
    — Здравствуйте, — перед ними, словно по волшебству возникает продавец — приятного вида молодой человек: черные брюки, белая рубашка, галстук-бабочка, цветная татуировка в виде спиральки на правой щеке. Настоящий джентльмен.
    — Чем-нибудь помочь? Подобрать подарок? У нас, кстати, проходит специальная новогодняя акция — вы можете приобрести Kinoida серии «F» с тридцатипроцентной скидкой.
    — Дядя, я хочу посмотреть собачку. Там, в витрине. Она похожа на Чарлика.
    — Конечно, мальчик. Пойдем, — продавец вопросительно смотрит на мать, как бы спрашивая: ну, стоит тратить на вас время? вы купите эту дорогую игрушку?
   Та чуть заметно хмурится, пожимает плечами.
    — Дядя, — Вадик нетерпеливо переступает с ноги на ногу, — вон Чарлик. Я покажу.
    — Хорошо, — неожиданно говорит женщина.
   И они идут к витрине.
   
    — ...в точности как Чарлик, — объясняет Вадим продавцу. — Так моего бывшего песика звали.
   Тот отрешенно кивает: да, да, не парь мне мозги, мальчик, знаешь, сколько таких Чарликов? — вагон и маленькая тележка. Потом спохватывается:
    — Ну, так будете брать или нет?
    — Мне надо позвонить, — говорит мать. — Посоветоваться с мужем.
   Отходит в сторонку, активирует устройство мобильной связи в правом ухе, неслышно шевелит губами.
   
   Мама... Сын просит. Слышишь? Купи!..
   
    — ...Что еще? Ах да, вот этот плюшевый мишка — бесплатный подарок каждому покупателю Kinoida. Можете взять его прямо сейчас, а собаку вам доставят в течение трех часов, хорошо?
   Превосходно отрепетированная улыбка — белые, неестественно ровные зубы (металлокерамика, наверное) — ничуть не похожа на заблаговременно подготовленную и теперь надетую маску. Продавец действительно доволен — он в доле, процент с продаж является неплохой надбавкой к зарплате.
    — Какой пушистый, — Вадик внимательно смотрит на игрушку, заглядывая в пластмассовые, агатово-блестящие глаза-пуговки. — У него есть имя?
    — Э-э... нет, — мнется продавец. — Называй как хочешь.
    — Пусть будет Пушистиком, — решает мальчишка. — Ему подходит.
   


   * * *


   
   Цок, цок, цок — коготками по полу. Зырк, зырк — глазищами по сторонам. Хор-рошие глазищи — все видят: от инфракрасного до ультрафиолетового диапазона. Лечь на персональный коврик в углу зала, вытянуть лапы, положить на них голову.
    — Чарли-ик!
   Хвост из стороны в сторону — раз! два! Из стороны в сторону. Хозяин зовет — надо встать.
    — Чарлик, иди сюда, мой хороший, иди-иди.
   Маленькая рука гладит по спине, чешет за ухом, обнимает. Это приятно.
   Волны любви и нежности заполняют все его существо. Заполняют... затопляют... Ты мне — я тебе.
   
   Ну... мальчик... Как собачка? Нравится?..
   
    — Чарлик, — Вадик обнял Kinoida. — Мы всегда будем вместе, да? Ты ведь не умрешь? То есть... не сломаешься, я хотел сказать. Знаешь, как я плакал, когда прежний песик... — мальчишка всхлипнул, оттер рукавом предательски набежавшие слезы. — Не-ет, конечно, не сломаешься, вон, какой ты здоровущий. Давай играть? Я буду кидать мячик, а ты — приносить.
    — Лови! — Взмах рукой: мяч летит, стукается о стену, отскакивает.
   Пес черной молнией мечется по комнате.
    — Ам-м! — осторожно смыкаются челюсти, могущие развить усилие до ста двадцати килограмм-сил. Ярко-оранжевый мяч, торчащий из пасти, похож на клоунский накладной нос.
    — Сюда! Давай его сюда! — счастливо смеется пацан.
   Kinoid отрицательно качает головой. И кажется, что его глаза, да нет, какие глаза? — фотоэлементы... пусть! неважно! — они задорно блестят.
    — Ну сейчас я тебе покажу, — мальчишка корчит страшную гримасу и начинает наступать на собаку.
   Та потихоньку пятится назад, потом ловко изворачивается и проскальзывает мимо Вадика.
    — Дого-о-ню-у-у! — кричит он. — Все равно догоню!
   Чарли оживленно мотает хвостом, налево — раз! направо — два! Скалится насмешливо. Попробуй, мол.
    — Так нечестно! Ты бегаешь быстрее меня!..
   Смех. Шум. Крики. Радостно-довольные вопли и взвизги.
   И вся эта развеселая чехарда длится уже черт знает который час.
   
   

* * *


   
   Неподслушанный разговор
   Вторник, 17 сентября 7 г.
   
    — ...совершенно очевидно, что в Robotoy Inc происходят странные, из ряда вон выходящие вещи.
    — Почему же очевидно? Доказательства, где доказательства?
    — Ха, были бы. Они так ловко прячут концы в воду, что нам никак не удается схватить их на горячем.
    — Знаешь, капитан, я уже по горло сыт всякими досужими вымыслами. У тебя есть конкретный детализированный отчет по этому вопросу? Подкрепленный к тому же железными фактами? Заметь, фактами, а не бабскими сплетнями.
    — Будет, господин полковник, обязательно будет. И с фактами, и со всем другим, что понадобится. Это дело времени. Всего лишь времени, понимаете?
    — Ты мне, капитан, лапшу на уши не вешай. Ты конкретный срок обозначь, и к сроку этому — исполни. А если не сможешь — светит тебе служебное несоответствие и всякие прочие радости. Понятно?
    — Так точно, господин полковник. К двадцать пятому сентября все будет сделано — рапорт, отчет, доказательства. Разрешите выполнять?
   
   

* * *


   
   Вадим играл — увлеченно, самозабвенно: крошечный самолет — радиоуправляемая модель — стремительно носился по комнате. Пальцы еле успевали давить на кнопки пульта. Поворот! Ф-фух, надо бы сбавить скорость. Опять поворот!
   Самый настоящий СУ-33, только маленький. Дзинь! — позвякивали стеклянные подвески люстры, когда самолетик проносился мимо них, закладывая крутые виражи. Дзинь!
    — Ах! — вздыхал мальчишка и думал, не разбить бы, мама будет ругаться.
   Дзинь!!
   Ай! Уменьшить! Уменьшить скорость!
   Из открытого настежь окна доносился громкий, не умолкающий ни на минуту (разве что чуть стихающий ночью) уличный шум: шелест шин, вой клаксонов, людской гомон, приглушенное звяканье металла... Чуть заметный, легкий ветерок шевелил шторы, а солнце — яркое, праздничное — врывалось в комнату, и в его теплых желтых лучах плясали пылинки.
    — Ж-ж-ж! — орал счастливый пацан, выводя «Сушку» из крутого пике.
   И надо же — замешкался вдруг, не так быстро нажал кнопку на пульте. Фьють! — самолет вылетел в открытое окно, поминай как звали.
   Удивление на лице — что случилось?! — сменяется растерянной гримасой — как же?.. моя моделька... И мальчишка бежит к окну, лезет, карабкается на подоконник, размахивает пультом.
   Вот — не удержал равновесие, покачнулся, всплеснул руками, стараясь уцепиться за штору.
    — А-а-а! — захлебывающийся крик.
   
   Мальчик... Куда, мальчик? Стой! Мама... сын сейчас упадет. Быстрей! Нет, не успеешь...
   
   Чарли, лежавший на коврике в дальнем углу зала, поднялся, напружинился, повел головой и — прыгнул! Пересек в полете всю комнату, приземлился на подоконник, резко, сильно боднул Вадима, отбрасывая назад, но сам соскользнул, не сумев уже удержаться на предательски гладкой пластиковой поверхности.
   Съемка-рапид: пацан летит, разевая рот в немом крике, — медленно-медленно; и так же неторопливо, но с другой стороны, падает биомеханическая игрушка — пес Чарли, любимчик, подарок новогодний...
   Плюшевый медведь, сидящий на трюмо, тупо пялится в стену: оранжевые обои с цветочками, напылены неделю назад, схема Relax, ничего особенного.
   
   Вадик упал, больно стукнувшись затылком об угол «стенки», разбивая его в кровь. Ненадолго потерял сознание, потом вновь очнулся. Пелена перед глазами... мутная... кружится все... тошнит...
   Нет! Нет! Не на ковер! Мама будет... Вырвало. Утренним завтраком: омлет, хлеб с маслом, чай. Зато стало легче. Немного... легче...
   Он лежал на полу рядом с лужей собственной блевотины — совершенно обессиленный, не пытаясь даже отползти в сторону, и горько — навзрыд — плакал. Собачка оказалась плохой. Очень плохой! Она обидела его! Ударила!! И самолетик пропал-потерялся. Не вернуть теперь! Дрянная, паршивая, гадкая собака!! Ненавижу!!!
   А Kinoid, рухнувший вниз с четвертого этажа, все еще слабо подергивался на асфальте, сучил лапами, пока переехавшая его машина окончательно не решила вопрос жизни и смерти.
   
   

* * *


   
   Неподслушанный разговор № 2
   Четверг, 19 сентября 7 г.
   
    — ...с-слышь, кап-питан, ты меня уважаешь?
    — Да я за тебя, майор, да я... а... наливай!
    — За ч-что п-пить будем?
    — За что? А давай за государственную тайну? Я этих тайн до черта знаю. Хошь, расскажу одну или две? Или десять?
    — Да на хера мне т-твои тайны, капитан? У меня самого их выше головы. Я, м-мать-перемать, из-за тайн этих — невыездной. Даже отсюда, из этого гребанного города — невыездной.
    — А-а, не скажи. Такие тайны на дороге не валяются. Я если ее щас выболтаю, то полкан и тебя, и меня уроет, в землю закопает, а потом на могилках спляшет. Семьям, естессно, денежную компенсацию выплатят, орден посмертный на красной подушечке вручат и заявление официальное зачтут. От имени, мол, и по поручению... геройски погиб при исполнении своих служебных обязанностей... как верный сын отчизны и народа в лице правящей... Веришь, нет? А ведь зачтут. Поэтому, майор, я тебе ни хрена говорить не буду. Я ж не дурак. И ты — не дурак. Мы умные, да? Наливай!..
   
   

* * *


   
   ...электронный мозг умирающего Kinoida успел-таки оттранслировать вовне новое, пока еще малопонятное чувство. Оно было неприятным, но очень-очень сильным. И все модификанты серии «F» жадно впитывали его. Не потому, что искали свежих, ярких впечатлений, не потому, что стремились сохранить в общей памяти последние минуты жизни собрата, и уж вовсе не по чьему-то распоряжению свыше.
   Просто таков был принцип: ты мне, я — тебе.
   
   

* * *


   
   Robotoy Inc, офис генерального директора
   Понедельник, 23 сентября 7 г.
   
   (запись разговора произведена собственной службой безопасности компании по настоянию ее руководителя Д. С. Гиоргадзе)
   
    — Здравствуйте, господин Краснов.
    — Здравствуйте, Семенов. Присаживайтесь.
    — Спасибо.
    — Ну а теперь объясните мне, почему вы настояли на столь срочной, неотложной встрече? У меня отпуск, между прочим. Генеральные директора ведь тоже должны отдыхать, не так ли?
    — Обстоятельства, господин Краснов, обстоятельства, будь они неладны. Я бы даже сказал, самое настоящее ЧП. Такая неразбериха во всем. Можно воды?
    — Да, конечно.
   Слышно, как булькает наливаемая из графина вода.
    — Так вот... Ну, вы, наверно, знаете, что игрушки довольно часто ломаются? Дети, они... гм... скажем, недостаточно аккуратно с ними обращаются.
   Шумный вздох. Бульканье воды.
    — Что-то никак не пойму, куда вы клоните?
    — Сейчас поясню. В случае обнаружения поломки владельцы обращаются в сервисные центры, ну а если тварюшка окончательно издохла — сдают в утиль. Там у нас также имеются свои люди, все схвачено. Поэтому весь спектр выпускаемой нами продукции, так или иначе, возвращается обратно. Специалисты устанавливают причины, вызвавшие поломку, проводят комплексное тестирование электронно-вычислительных матриц на предмет обнаружения сбоев и прочих неполадок, извлекают более-менее ценные узлы и детали, вновь запуская их в производство. Вот, собственно, такой круговорот.
    — Хм, признаться, не услышал ничего нового. Хватит ходить вокруг да около, выкладывайте, что там у вас стряслось.
    — Специальный контур-блок SoEM , встроенный абсолютно во все последние модели, господин директор, — его нет! Обнаружено, так сказать, наличие отсутствия. У принятых в ремонт и переданных на утилизацию игрушек нет такого контура! Даже намека на него, будто и не было никогда, представляете?!
    — Я, Семенов, ничего представлять не должен, ясно? Это ваши, — подчеркиваю, ваши! — непосредственные и прямые обязанности. Так что докладывайте по существу.
    — Но как же?.. Я и докладываю — в соответствии с секретной директивой № 0150 в течение вот уже трех месяцев вся выпускаемая Robotoy Inc продукция комплектуется дополнительным EM-контуром, способным принимать и ретранслировать (в радиусе до тысячи трехсот пятидесяти метров) особые управляющие сигналы.
    — Ах, вот вы о чем. Честно говоря, никак не могу запомнить всякие аббревиатуры, поэтому и не понял сразу. Хорошо... то есть плохо, конечно же. Очень плохо. Как давно зафиксирован первый подобный случай?
    — Примерно полмесяца назад.
    — Принятые меры?
    — Мы тщательно проанализировали весь цикл производства — диверсий не обнаружено. Во взятых на пробу образцах из отдельных партий не выявлено никаких дефектов. Проверка магазинов показала, что товар, хранящийся у них на складах, полностью соответствует норме, отклонения, конечно, встречаются, но строго в пределах допустимых значений. Объем продаж в этом квартале был очень высоким. Модельный ряд во всем своем ассортименте раскупался на ура. Думаю, нет смысла отзывать назад нашу продукцию, пусть даже частично. Поступив так, мы просто дискредитируем себя.
    — Черт бы вас побрал, Семенов! И господина Штольца с господином Хайруллиным заодно. И всю вашу гребанную экспериментальную серию «F»! Допрыгались, умники?! А если — вы хоть задумывались над этим? — ситуация выйдет из-под контроля?! Что тогда? Ложиться в гроб и заказывать молебен за упокой? Весь тщательно отработанный и скоординированный план теперь можно выбросить на помойку, к свиньям собачьим!
    — Не все так плохо, господин Краснов, серия «F» занимала незначительный сегмент этой части рынка. Основная целевая аудитория предпочитала модификации «E» и «D» в силу их более низкой стоимости и удобства эксплуатации. Ну а с ними у нас полный порядок — выборочные проверки подтвердили ошибочность первых предположений, развеяв всяческие сомнения.
    — Ладно, Семенов, позже специальная экспертная комиссия обстоятельно разберется во всей этой темной истории. А пока — обратите внимание на бурную деятельность ребяток из СБК и, по возможности, пресеките ее. Иначе всех нас ожидают оч-чень крупные неприятности.
   
   

* * *


   
   Вадик бесцельно бродил по квартире — из комнаты в комнату, тер кулачками глаза, всхлипывал, стараясь не разреветься в полный голос. Только теперь, через несколько дней, когда прошли обида и злость, он понял — что сделала собака. Почему оттолкнула его.
   Вадик страдал.
   Ему было очень-очень жаль Kinoida.
   Безмерно.
   На увещевания родителей, Вадик топал ногами и кричал: «Нет! Нет! Чарлик умер! А другой... мне не нужен!»
    — Быть может... кошку? — осторожно интересовался отец. — Кошечку, а?
   Эти бесхитростные слова вызывали у сына новый приступ истерики.
   
   

* * *


   
   Неподслушанный разговор № 3
   Среда, 25 сентября 7 г.
   
    — ...Ну?
    — Не «ну», господин полковник, а голые факты. Против них, как известно, не попрешь. Ознакомились? Так выскажите свое компетентное мнение.
    — Я тебя, капитан, под трибунал отдаем, сука. Ты что нарыл, мразь, что накопал?! Да ты знаешь, кем приходится глава Robotoy Inc президенту? Двоюродным братом, мать его! Лучший друг детства и все такое. Короче, отчет необходимо уничтожить, свидетелей — убрать. Мы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Занимаемся своим делом, на Robotoy нам просто-напросто плевать. Пусть хоть могилы раскапывают, а мы пальчиком — слышишь?! пальчиком! — не шевельнем. Вот даст президент отмашку, тогда, пожалуйста.
    — Боюсь, поздно будет, господин полковник. Эмпат-блоки и биочипы с наведенным контуром псевдосознания это вам не хухры-мухры.
    — Так что, они все-таки живые?!
    — Нет, слава Богу, пока еще — нет.
    — Не понимаю, ох, не понимаю... Цели какие? Задачи? Они что, специально это делают? С умыслом неким, выгадать чего-то хотят? Или все же — бизнес? Обычный, нормальный бизнес: деньги, сверхприбыли... А может, они просто дураки? Дубины стоеросовые. Ни хера не понимают, а лезут. Интересно им, умникам яйцеголовым, интеллигентам вшивым, очкастым.
    — Думаю, бизнес и сверхприбыли неким умыслам совсем не препятствуют. Одно, знаете ли, другому не мешает. Так что готовьтесь, шеф.
    — Ты на что это намекаешь, а?
    — Да не намекаю уже — открытым текстом говорю: будет очередной переворот.
    — Точно?
    — Совершенно точно. Знаете когда? Не догадались еще? Аккурат в Новый Год и устроят. Умно, ничего не скажешь. Вот такой, значит, подарочек-сюрприз от Дедушки Мороза. Шеф, вы в Деда Мороза-то верите? Ну и правильно. А отсюда линять надо, ой, линять, чтоб только пятки сверкали. И чем быстрей, тем лучше.
   
   

* * *


   
   Robotoy Inc, офис генерального директора
   Пятница, 27 сентября 7 г.
   
    — ...Да, да, да, Штольц! Черт возьми! — Краснов раздражено хлопнул ладонью по интеркому. Чуть ослабил узел шелкового галстука. Налил в стакан «Боржоми», шумно глотнул. Пузырьки газа приятно щекотали ноздри.
    — Ничего не могут сделать без распоряжения свыше. А?! Ну что за люди. Никакой ответственности, — директор раздраженно дергал галстук — темно-бордовый, в серую мелкую полоску. Стакан с минеральной водой чуть подрагивал. Руководитель Robotoy Inc вынул из внутреннего кармана пиджака расческу, пригладил волосы на лысеющей уже голове. Вновь утопил клавишу интеркома:
    — Инна, как там мой кофе? Сварила уже? Побыстрее, пожалуйста.
    — Да, Владлен Петрович. И...
    — Что?
    — Звонил Игорь Николаевич, просил, чтобы вы посмотрели новости.
   Краснов пошарил на заваленном бумагами столе, нашел пульт и включил видеопанель.
   Популярный ведущий негосударственного новостного канала RedLine Артур Мартиросян, слегка волнуясь и выпучив круглые водянистые глаза, зачитывал последние известия:
    — ...наш корреспондент, ранее других оказавшийся на месте...
   Директор чуть увеличил громкость.
    — ...Крупное дорожно-транспортное происшествие на федеральное шоссе номер сто пятьдесят девять...
   Скрипнула, открываясь, дверь кабинета.
    — Ваш кофе, — прощебетала секретарша, входя с подносом. На нем стояли чашка, сахарница, кувшинчик со сливками и небольшая джезва, над которой поднимался ароматный парок.
    — ...группа сотрудников СБК, следующих в... — продолжал бубнить диктор, — многочисленные жертвы...
   Инна замерла на пороге, смешно округлив глаза и всматриваясь в экран, на котором крупным планом показывали место аварии. Искореженные ошметки металла, обгоревшие тела, черный жирный дым, рвущийся к небу. Спасатели в серебристо-оранжевых комбинезонах, суетящиеся на заднем фоне. Усталый черноусый дядька с подергивающимся веком. Мужчина твердо смотрел в камеру и нервно курил, постоянно сплевывая.
    — Да, — говорил он, — производится опознание. Личности некоторых погибших уже установлены. Это лейтенант Гаврилов, лейтенант Балашихин, капитан Приходько, полковник Череповец...
   Секретарь поставила поднос на стол и торопливо вышла, аккуратно притворив дверь.
    — Представитель СБК по связям с общественностью воздержался от каких-либо комментариев, — скроив печальную мину, заявил ведущий. — Контрразведка не подтверждает и не опровергает возможность теракта. Но, скорее всего, имевшее место трагическое событие явилось просто стечением обстоятельств.
   Краснов щелкнул пультом, экран погас. Потом Владлен Петрович тронул мочку уха, активируя устройство мобильной связи, бросил:
    — Семенов, зайди на пять минут, — усмехнулся. — Отчитаешься.
   
   

* * *


   
    — Кто это? — Вадик вопросительно посмотрел на мать.
    — Где? Что ты увидел? — женщина потрепала сына по плечу, огляделась по сторонам.
    — Вон, дяди в черных куртках, с гитарами.
    — А-а, — мать понимающе кивнула, поправила выбившиеся из-под беретки волосы. — Снэгеры . Уличная группа. Скорее всего, выступают нелегально. Пойдем, Вадька, нам еще торт надо купить и апельсины. Знаешь, кто будет встречать с нами Новый год? Тетя Люся с Игорьком. Помнишь тетю Люсю?
    — Ага, — согласился мальчишка, — помню, — и заканючил: — Хочу посмотреть, как поют. Ну, пожалуйста, мам.
    — Нет, — женщина нахмурилась. — Могут начаться беспорядки. Они же специально провоцируют людей!
    — Всего одну минуточку! — Вадик увлек ее в сторону памятника Двум Революционерам, под которым играли музыканты. Вокруг уже скапливался народ.
   Мать ошарашено крутила головой: децибелы, рвущиеся из колонок, оглушали.
   Надсадно визжали электроскрипки, ухали барабаны; жесткая, агрессивная мелодия синтезатора винтом вкручивалась в уши. Лысый парень с татуировкой паука на черепе и зеркальных очках в пол-лица быстро, резко отчитывал текст. Крошечная капля радиомикрофона на гибком усике дрожала возле обветренных губ.
   
   

— Цель оправдывает средства, не так ли?
   И если не будет ни Ада, ни Рая,
   Смысл участия в дурном Спектакле —
   Он пропадет, как туман растает.
   
   Жизнь, паскуда, всучивает роли —
   Те, которые на зубах навязли.
   И яркой, мгновенной вспышкой боли
   Придет ощущенье — нужен праздник.


   
   Толпа прибывала.
   В стоящую на земле коробку из-под чипсов летели деньги — в основном мелочь, но попадались и крупные купюры.
    — Пошли, — мать дернула Вадика за рукав. — У этой snag-группы наверняка нет лицензии.
   Словно подтверждая ее слова, из-за угла высунулись два тупорылых полицейских «Хаммера». Хлопнули дверцы, впечатались в пыль рубчатые подошвы ботинок. Хмурые стражи порядка сосредоточенно проталкивались к певцу, распихивая людей прикладами.
    — Пошли, — повторила мать.
    — А теперь припев, вместе! — кричал парень с татуировкой. Ему, видимо, было плевать на полицейских.
   
   

— Надо устроить всем на потеху
   Восстанье против себя и природы.
   Кровавого бунта страшное эхо
   Раскатится пусть, ужасая народы.


   
   

* * *


   
   Robotoy Inc, офис генерального директора
   Понедельник, 30 сентября 7 г.
   
    — Ну что, начинаем?
    — Начинаем, Владлен Петрович, — Гиоргадзе шумно вздохнул, достал носовой платок, вытер потный лоб. — Внимание! — поправил на лацкане пиджака клипсу мобильной связи, окинул взглядом ряд многочисленных видеопанелей на стене кабинета. — Минутная готовность. Техникам-операторам отчитаться. Координаторам один и два докладывать о состоянии хода операции каждые пять минут. Корректорам-синхронизаторам — каждые четверть часа.
    — Пост один — аппаратура в норме. Полный охват условного района, — бодро отбарабанили слева.
    — Пост два — аппаратура в норме. Полный охват условного района, — подхватили их соседи.
    — ...Пост пятнадцать — аппаратура в норме. Полный охват условного района.
   
    — Внимание! Десятисекундная готовность. Отсчет пошел. Десять. Девять. Восемь...
    — ...Ноль. Начали!
   
    — Ну как? — Краснов устало помассировал виски. — Все нормально?
    — Да, Владлен Петрович. Минут через пятнадцать-двадцать мы будем полностью владеть ситуацией. Сначала спровоцируем массовые беспорядки, в ходе которых ликвидируем сопротивление полиции, контрразведки, ну и других служб. Потом возьмем под контроль телекоммуникационные системы, административные учреждения, бизнес-центры, транспортные узлы и развязки. Далее по плану — штурм отеля «Orion-Meta», в котором остановился президент.
    — Дай-то Бог, — пробурчал генеральный, суеверно сплюнул через левое плечо, постучал по столешнице.
   Гиоргадзе понимающе хмыкнул.
   
   Старинные часы с кукушкой, висящие на стене, неторопливо качали маятником, отмеривали секунды с минутами.
   Тик-так — время.
   Тик-так — вечность.
   Тик-так — одна эпоха сменяет другую.
   Это плохо? Хорошо?
   Но ведь мы все равно не в силах что-либо изменить.
   Эпоха следует за эпохой. Новое — взамен старому.
   Тик-так...
   
   Через пять минут после начала акции было зафиксировано первое нарушение графика. Дальше всевозможные сбои и осечки только нарастали, и вот — тщательно разработанная операция полетала-покатилась в тартарары, к чертям собачьим...
    — Отказ аппаратуры! — паниковали операторы.
    — Программный сбой!
    — Сигнал затухает!
    — Гаснет!
    — Невозможно провести коррекцию!
    — Синхронизация не проходит!
   
    — Что такое?! — в бешенстве орал на Гиоргадзе Краснов. — Почему?! Немедленно устранить все неисправности! Ни в коем случае не прекращать операцию! Я приказываю!!
    — Это СБК, — бормотал осунувшийся службист. — Чертово СБК взяло нас под контроль! Всё... конец... Они знают! Знают!! Я не хочу!..
    — Уничтожайте установки! Вооружайте людей! — Владлен Петрович тряс Гиоргадзе за грудки. — Слышите?! Лучше сдохнуть с оружием в руках, чем...
   
   Чем плясать под чужую дудку? Корчиться марионеткой на ниточках? Да? Правильно?
   Вы странные, люди. Через ненависть и разрушение думаете прийти к процветанию? Неужели это правда? Скажите, правда?.. Тогда...

   
   

* * *


   
    — Мама, — удивился Вадик, когда родители встали из-за праздничного стола и начали одеваться. — Вы... куда? Вы же сказали, что никуда не пойдете? Дома будете. Тетя Люся с Игорьком должны еще...
    — Вадим, — папа недоуменно пожевал губами, нахмурился (этот простой вопрос неожиданно смутил его), — э-э... мы скоро придем. Хорошо? Побудь пока один, ладно? Ты ведь уже большой мальчик. А мы с мамой вернемся буквально через... э-э... в общем, жди.
   Хлопнула входная дверь.
   Звякнули на столе вилки-ложки.
   Чуть покачнувшаяся люстра отбросила на стены неяркие, матовые блики, и большой кремовый торт, гордо выпятивший свои жирные масляные бока, вдруг показался мальчишке совсем-совсем невкусным.
   Вадик подошел к окну, отдернул штору, прижался носом к холодному стеклу. Замер.
   По улице шли люди. Много людей.
   К ним присоединились мама с папой.
   
   

* * *


   
   Толпа...
   Пестрая. Яркая.
   Гомонит, орет, кривляется. (Веселитесь, люди? Это такой праздник, да?..) Сборище сумасшедших — если взглянуть со стороны. Непрекращаемое броуновское движение. Но вот — замерло, остановилось, взгляды липнут к огромному электронному табло, висящему над площадью: «23:59:27». Стихает музыка, смолкают голоса визгливо-пронзительные да выкрики пьяные. Ненадолго, правда. Да что уж теперь.
   Бом! бом! бом! — начинают отсчет куранты.
   Бом!..
    — Ур-р-ра-а-а!!! — беснуется толпа.
    — Ур-р-ра-а-а!!! — звук летит над площадью, толкается в барабанные перепонки.
    — Ур-р-ра-а-а!!! — единым выдохом, выжимая весь воздух из несчастных легких. — С Новым Годом!!!
   Пенится открываемое шампанское, звенят взятые из дома бокалы.
    — С Но-вым!!! Го-дом!!! С Но-вым!..
   Ба-бах! — летит вверх конфетти из хлопушек, вжиу! — рассыпаются фейерверки, трещат воздетые высоко-высоко бенгальские огни. Лес рук, море огня, ленты серпантина — паутиной серебряной, и расцветает в небе салют праздничный, такой красивый, что дух захватывает.
   Ликование — всеобщее, неподдельное. В стране диктатура? — плевать! Семьдесят процентов за чертой бедности? Работают, рук не покладая? Двенадцать часов в сутки? — а нам-то! В трудовых лагерях каждый четвертый? Расстрелы показательные обязали смотреть даже школьников? — Господи, какая ерунда!
    — Ур-ра-а!! С Новым Годом!!!
   Редкие цепочки полицейских — хмурые лица за пластиковыми щитками шлемов, кевларовые бронежилеты с активным отражающим слоем, оружие штатное наизготовку. Бдят стражи — а ну непорядок какой случится? Кидают по сторонам угрюмые взгляды («Тридцать пятый, доложите обстановку». — «Докладываю...»), желваки на скулах катают. Да нет, нормально вроде все, но если что — готовы немедленно пр-ресечь.
   «Тридцать шестой, доложите обстановку...»
   Внезапно большая часть толпы — около двух третей — застывает. Щелк! — моментальная фотография. Статуи недвижные, каменные. Валятся из рук бутылки, бокалы, рюмашки-стаканчики. Падают на асфальт, дзинь! — разбиваются, выплескивая шипучую янтарную влагу... Оставшаяся треть не сразу понимает, что произошло, не догоняет, проще говоря. Бурлит кровь, эйфория волной накрывает, рвется наружу хмельной угар.
    — Братан, давай выпьем! Ты че, братан? Не уважаешь? Э-э... да что такое?.. Мать вашу, что с ними со всеми такое?!!
   
   ...ваша цель — вышки и центры мобильной связи, полицейские участки, административные учреждения, банки, аэро — и железнодорожные вокзалы...
   
   А те стоят и будто вслушиваются во что — серьезно, внимательно. Словно некий голос у них в голове вещает. Неужели и впрямь?
   
   ...люди, любое сопротивление необходимо подавить. Быстро и эффективно. Кто не с нами — тот против нас. Это враг. А враг подлежит безусловному уничтожению. Убивайте их! Убивайте всех!! Убивайте!!!
   
   Толпа шевелится, вспучивается, раздается в стороны, вскипает волнами. Люди достают припрятанное под полами одежды оружие — пистолет-пулеметы «Клин-М», «Каштаны» с лазерными целеуказателями, электроразрядники «Дзетта». Кое-где мелькают совсем уж старые АК-74, ПМ, даже ТТ. Хищно блестят ножи и кухонные топорики для разделки мяса.
   
    — Эй! Ты че, сука? Ты мне на ногу встал!
    — Да пошел ты!
    — Э-э, братан, остынь. Культурно отдыхаем, да? Все путем.
    — Д-да? Ну так отдыхай, придурок!!! — нож по самую рукоятку входит в горло.
    — Мо-чи-и-и козлов!!
    — Н-на! Отвали, гнида!
    — Ментов! Гасите ментов!!
    — А-а-а!!!
   
   Слышны первые выстрелы...
   
   

* * *


   
   Вадик — через щелку в шторах — с ужасом и страхом смотрел, как неистовая куражная толпа бесчинствует за окном, разнося вдребезги все, что попадется под руку. Полоумные психи и то, наверно, ведут себя куда благопристойней. В окна домов и зеркальные витрины магазинов летели камни, пустые бутылки, увесистые металлические предметы, куски пластика. Люди переворачивали и разбивали машины, урны, скамейки, мусорные контейнеры, а робоуборщиков, вылезших из своих ниш-укрытий, — просто разрывали на части.
    — Круши-и-и!! — доносились бессвязные вопли. — Бей!!!
    — Суки! Получите, суки!
    — Ломай двери!
   Небольшой отряд полиции, высунувшийся из соседнего переулка и тут же ввязавшийся в свару («Всем стоять! Стволы на землю! Даем вам пять секунд, сопротивление бесполезно — на подходе внутренние войска и армейские соединения!»), был уничтожен в считанное мгновенье.
    — На площадь Свободы! — орал кто-то в черном блестящем плаще, взгромоздясь на крышу элекара «Ford Hawk». — Все на площадь Свободы! Там главное ментовское управление! Дадим гадам прикурить!!
    — Правильно!
    — Дадим!
    — Круши-и-и!..
   ...Где-то неподалеку грохотали траками, кроша и сминая асфальт, Т-125 — танки, используемые заградотрядами полиции. Промчалась, плюясь огнем, парочка БТРов.
    — А-а!.. — взвыла толпа, ломанувшись следом и беспорядочно паля из самого разнообразного оружия.
   
    — Мама... папа... — скулит пацан, — мне страшно. Где вы? Куда ушли? Зачем? Я здесь один, совсем-совсем один... Я не хочу умирать! Они сейчас придут и убьют меня! Плохие дяди и тети войдут в дом... схватят, будут бить, пинать ногами... Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!.. Пожалуйста, мама... папа...
   
   Не надо бояться, мальчик. Опасности нет. Никакой. Все под контролем. Спи.
   
    — Пожа... — не договорив, Вадик отлипает от окна, сомнамбулически бредет к кровати, ложится, отворачивается к стене. Закрывает глаза. Засыпает. Спит...
   И может быть, видит что-то хорошее, потому что здесь, в вывернувшейся наизнанку реальности, в домике карточном, рухнувшем в одночасье, это самое «хорошее» будет теперь ой как нескоро. Если вообще будет.
   Все донельзя паршиво, скверно, отвратительно и мерзко. Кажется, что смертельно-тлетворные, ядовитые эманации заполонили землю, воздух, воду, и планета стонет под этим ужасающим гнетом.
   Не укради? Не убий? Не возжелай?..
   Бред! Боже мой, какой бред!
   Кстати, ты, Господи, — тоже бред. Глупость несусветная. Чушь собачья.
   Отвали, короче, не мешай.
   Мы свихнулись, сбрендили, спятили.
   А-а-а!!! — это помешательство, чистое и прозрачное, как слеза ребенка. Это ненависть, горящая в глазах. Это жажда самоуничтожения.
   
   Убейте врагов своих. Ради будущего счастья, ради свободы, ради жизни. Убейте! Все лучшее будет потом, все лучшее достанется вам и только вам, а сейчас нужно действовать — решительно, твердо, беспощадно. Убейте их!! Всех убейте!!!
   
   Мир сошел с ума. Будто прорвался большой гнойный нарыв — и злоба окончательно затопила людские души.
   На улице — трупы, раскуроченные, перевернутые машины и много-много мусора. Витрины магазинов скалятся острыми изломами разбитых стекол. Ветер гоняет по мостовой пустые пластиковые бутылки, алюминиевые пивные банки, ленты серпантина, конфетти и прочую дрянь.
    — А-а-а!.. — доносится из близлежащих кварталов. — А-а-а!!!
   Дикий, надсадный рев.
   И — огненное зарево: уже в нескольких местах. Черный жирный дым, запах гари, частицы пепла носятся-витают в воздухе.
   Откуда-то справа доносятся глухие звуки артиллерийской канонады. Бух! Бух-х!!
   Это что — конец?
   Не-ет. Это — только начало.
   
   Начинает накрапывать дождь, мелкий, но постепенно усиливающийся. В редком свете одиноких, чудом уцелевших фонарей видны мокро отблескивающие, деформированные листы металла, расколошмаченные в щепу скамейки, горелые куски пластика, битое стекло...
   Сломано все, что только можно было сломать и разрушить. А по темному, искореженному и захламленному донельзя асфальту неторопливо текут первые, пока еще слабые струйки. Размывают кровавые пятна, окрашиваясь в веселый ярко-розовый цвет, сливаются в ручейки.
   Дождь становится все сильнее, превращаясь в ливень, тяжелые капли со всей дури лупят по лужам, взрываясь пузырями-брызгами. Вода с шумом устремляется в открытые канализационные люки и водостоки, бурлит, пенится, несется грязным потоком, вбирая в себя многочисленный мусор и разные нечистоты. Покачивает, пытаясь сдвинуть с места, трупы людей — этакие полузатопленные корабли-остовы. Их много, очень много. Разбросанные по сторонам руки бессильно цепляются за выщербленный асфальт, распяленные в немом крике рты захлебываются мутной водой, пустые глаза смотрят вверх, в непроглядную тьму обложенного тучами небосвода. Будто совета испрашивают.
   Боже милосердный, да как же? да за что?..
   А небо — отвечает:
   Вот чаша сия. Полна она. Мимо не проношу, нет. Примите. Благодарность же ваша или ненависть не нужны мне. Видите? — отверзлись хляби небесные, поднимутся воды, обоймут вас до самой души. Дальше что будет — не знаю. Истинно верующие — да спасутся.
   
   Кто?! Кто — истинно верующие?!! — вопиют-надрываются умершие. Но безгласный вопль этот тщетен и бесплоден. — Он? Может быть, он? Или она?
   Поток, несущийся по мостовой, слегка покачивает труп женщины, лежащей на поребрике. Ее длинные каштановые волосы, мокнущие в луже, расплылись-рассыпались на отдельные прядки, стали похожи на темно-коричневое невесомое облачко, плавно колеблющееся в дождевых струях. Женщина немолода, но все еще красива, она напоминает мертвого ангела. И пусть к волосам, обратившимся нимбом, прилип брошенный кем-то окурок. Пусть. Это неважно. На ней модное дорогое полупальто. Да, испачканное и порванное, но все равно выглядящее стильным. А на груди — большая обугленная дыра. Такие обычно оставляет полицейский «универсал» «МП-31Т», спецмодель. В левом ухе блестит сережка-капля, возможно — бриллиантовая. Лицо чистое, не испорченное ни татуировкой, ни пирсингом. Обручальное кольцо на пальце (редко кто сейчас их носит). Чуть-чуть косметики...
   
   Все будет хорошо. Скоро. Очень скоро. Мы обещаем вам это.
   А пока — с Новым Годом, люди!
   С новым счастьем!!!

Артем Белоглазов © 2005


Обсудить на форуме


2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.