ПРОЕКТЫ     КМТ  

КМТ

Другие

Алишер Гильмамбеков © 2009

Стеша

    — Здравствуйте!

    — Здравствуйте.

    — Представьтесь, пожалуйста.

    — Стеша... то есть... Вообще-то меня зовут Степан.

   Свет падает правильно. Очень правильно. Он и не может падать иначе, ставил профессионал. А «бе... ме... вообще-то» потом вырежут на монтаже.

    — Итак, Степан. У вас есть способности, о которых вы хотите рассказать нашим зрителям.

   Зрители замирают. Почему бы и нет. Их не просто пригласили на передачу, им за это платят. За то, что смотрят на шоу снимаемое дубль за дублем. За вопросы. За аплодисменты. Немного. Ему платят в разы больше.

    — Да, — голос звучит хрипло. Кто здесь знает, что он не шут, что в самом деле хочет говорить правду?

    — Расскажите, — ведущий подбадривает и нажимает. Ему лишние дубли не нужны. Нужно, что бы этот клоун оттарабанил по предписанному, чтобы те, другие идиоты в зале дружно похлопали. И все. Потом все разойдутся по домам.

   Если он собьется, придется делать дубль. Если кретин напротив собьется или решит играть Гамлета... Нет, об этом лучше не думать. Пусть лучше трандит за свои пятьдесят баксов что требуется и все. Чем быстрее закончит, тем быстрее все отправятся по домам.

    — Я... Я родился мертвым, — сообщает Стеша. — Думали, что не откачают.

   Он мнется. Забыл что ли текст? Или играть вздумал? Очередной Гамлет? Лучше бы он текст забыл.

    — Откачали? — ядовито подгоняет ведущий.

    — Да, — поспешно кивает Степан. — Это был первый раз, когда я умер...


   

   Степан быстро пересчитал скромный гонорар. Благодарно кивнул режиссеру сюжета. Тот хлопнул по плечу, явно остался доволен.

    — Спасибо, — кивнул Степан.

    — И тебе. Смотри теперь передачу.

    — Когда? — поинтересовался Степан.

    — В телевизоре, — невпопад ответил реж.

   Вошел ведущий, устало глянул на режиссера.

    — И ты молодца, — бодро заявил тот.

    — Спасибо, — ведущий походя дернул из тубы влажную салфетку, плюхнулся в кресло и принялся стирать тон. Грим легкий, но даже с его кожей садится перед камерой без грима недопустимая роскошь. Будет бликовать.

   Степан про грим кажется забыл вовсе. Убрал деньги и нехотя потопал на выход. Реж бросил беглый взгляд в спину Степана, потом посмотрел на ведущего.

    — Может по пивку?

   Ведущий понял, вяло кивнул. Мол, давай, валяй по пиву. Режиссер приободрился и окликнул уходящего:

    — Эй, Стеша, ты пиво пьешь?

   

   Зрители слушают. Притихли. Время для вопросов будет позже. Когда разрешит ведущий. После ключевой реплики микрофон уйдет в зал, и каждый, кому предписано, спросит то, что должен спросить. Все по сценарию. Никакой отсебятины. Не дословно конечно, но направление задано автором сюжета и шаг в лево, шаг в право от этого направления — карается, как попытка к бегству.

    — Когда вы впервые поняли, что это дар?

    — В школе, — Стеша колеблется. — Нет, в детском саду... Нет, в школе.

    — Так в школе, или в детском саду? — ведущий злится. Сомнения не прописаны в сценарии. Какого рожна этот идиот сомневается?

   С другой стороны ему-то что. Пусть у режиссера голова болит. А ему главное выдать реплику. «Когда вы впервые поняли, что это дар?» И если надо будет повторить эти слова пятнадцать раз, он пятнадцать раз скажет «стоп» и начнет заново. Хотя лучше бы все снять с первого раза. Этот вечноумирающий идиот — второй сюжет. А всего их три. А в третьем сюжете какая-то ерунда про рогатого мужа и куча пошлости вокруг постели. Обычно такие сюжеты идут со скрипом. Клоуны смущаются, теряются, приходится их вытаскивать. Или начинают корчить из себя артистов драмтеатра. Тогда вовсе тушите свет. Уж лучше пусть смущаются, чем в Гамлетов играют.

    — В школе, — уверенно говорит Стеша и смотрит в глаза ведущему. — В детском саду я просто умер. Воспитательница тогда испугалась. Звали ее смешно. Татьяна Ратмировна, — легкая усмешка. — Так вот эта Ратмировна на следующее утро после того случая седая пришла. А я всего-то с лестницы головой о камень упал. Я тогда второй раз умер. Но маленький был, не понимал еще. А осознание пришло классе в пятом.

   В зале тихо. Зрители слушают. Кажется, их от этого балагана на самом деле проняло. Неужели верят?

    — И что там произошло?

    — Мы с Генкой катались с горы на велосипеде. Гора такая... знаете, холм в лесу. Там росли деревья. А земля сухая и корни наружу такими буграми... Я поехал и у меня слетела цепь. Попытался тормозить, потом налетел на корень, полетел. А потом...

   Ведущий ерзает. В сценарии этой истории не было. Что это? Находка режиссера, о которой не предупредили, потому что возникла на репетиции в последний момент? Или отсебятина? Да черт с ним. У него своя линия и набор вопросов. В конце концов плевать, что понесет этот притырок. Он свое отбарабанит, а остальное на совести режиссера.

    — Очнулся уже затемно, — продолжает Стеша. — Лежу в луже крови, рядом велосипед. Я еще удивился откуда кровь. На теле-то ни царапины. А Генка сбежал. Я велосипед поднял и домой. А Генка на другой день рассказывал, что я как мертвый лежал, весь в крови. Он испугался и убег. Думал я умер. И я на самом деле умер.


   

   В здании было пусто. Только на выходе сидела вахтерша и гадала сканворд. Режиссер подмигнул Степану, видя в нем по всей вероятности свежую аудиторию:

    — Вон наша фокус-группа, — кивнул на вахтершу и добавил громче: — Тетя Маш, новый сюжет видели?

   Ведущий устало закатил глаза. Вероятно, он подобную сцену видел уже не один раз.

    — Нет, — оторвалась от сканворда вахтерша.

    — А чего так?

    — Скучно.

    — Ты запомни, теть Маш, — назидательно сообщил режиссер, — когда сюжеты про сперму, мистику и сиськи, скучно не бывает. Это всегда весело.

   Тетя Маша вышла из-за стойки и грюкнула связкой ключей.

    — Идите уже, весельчаки, — проворчала, выпроваживая.

   На улице было свежо. Степан поежился:

    — Куда идем?

    — Здесь рядом отличная пивная, — отрекомендовался режиссер.

    — А моего гонорара на нее хватит, — мрачно усмехнулся Стеша.

    — Я угощаю, — подмигнул реж и, посмотрев на мрачного ведущего, добавил: — и тебя тоже.

   

   Зрители молчат, словно завороженные. Стешу, как прорвало. Он травит байки одну за одной. И все мимо сценария. Это раздражает. Поймав сиюминутную паузу, ведущий торопится со своей репликой.

    — Выходит вы умирали семь раз?

    — Девять, — поправляет Стеша. — Про еще два я не успел рассказать. И это до того случая. Потом больше.

    — Какого случая? — оживляется ведущий, чувствуя, что арлекин на один сюжет возвращается на нужные рельсы.

   Но Стеша снова уводит в сторону от сценария.

    — Пока я не решил наложить на себя руки.

    — Это безумно интересно, — со злобной наигранной бодростью сообщает ведущий, — но об этом вы расскажете после рекламы.

   Поворот на камеру. Улыбка.

    — Мы вернемся в студию через несколько минут. Оставайтесь с нами.


   

   Пивная шумела вечерней суетой.

   Ведущий с упадническим видом уткнулся в меню, которое, судя по взгляду, знал наизусть. Режиссер оживился. Стеше было интересно, но он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

    — Темное? Светлое? — спросил режиссер.

   Ведущий вяло отмахнулся. Степан украдкой глянул в меню.

    — Светлое.

    — Три темных для начала, — улыбнулся реж официантке и повернулся к Стеше. — Здесь отличное темное. А есть что будете?

   Ведущий вяло отмахнулся. Степан отложил меню:

    — На ваш выбор.

   

    — Это ваше свойство, — ведущий сверлит взглядом Степана. — Это дар, или проклятие, как вы считаете? Ведь вы фактически живете вечно.

   Степан мнется. Он словно оценивает эту вечность, примеряя ее к себе.

    — Нет, не вечно, — говорит он, наконец. — О вечности говорить рано. Мне тридцать семь. Просто пока мне везло и я не умирал там, где должен был умереть. Не знаю насколько это дар. Я ведь ничего не делаю, просто воскресаю. Скорее везение. А на счет проклятия... Когда я хотел умереть, это действительно казалось кошмаром.

   Дьявол. Опять его несет не туда. Ведущий мрачнеет. Хочется плюнуть на все, послать всех на хер и уйти. И пусть все катится к едреням. И сюжет, и режиссер, и продюсер. И эти клоуны сидящие в зале. И те, другие, которые через пару дней прилипнут к телеящикам, чтобы смотреть весь этот бред и верить в каждое слово. Бараны. Им можно сказать, что этот клоун драл мать каждого третьего телезрителя, и они поверят. Уж два из трех поверят точно.

    — Хорошо, — ведущий берет себя в руки, а ситуацию под контроль. — Думаю пора дать слово нашим зрителям.

   Ведущий клеит улыбку и лепит одну за другой готовые фразы. Микрофон уходит в зал.

    — Степан, вы говорили о случае, когда хотелось наложить на себя руки. Что это за история?

   Спрашивает сутулый мужик с немытыми волосами. На лбу написано — неудачник. На нем очки и свитер. Свитер потрепан. Очки с толстыми стеклами заправлены в роговую оправу. Словно он позаимствовал их у своей бабушки, а свитер снял со своего мертвого дедушки.

   Ведущий злится. И этот туда же. Что за вечер самодеятельности сегодня? Да черт с ним, пусть реж разбирается. Это его работа. А ему главное реплики давать по заданной схеме и следить, что бы они совсем уж из контекста беседы не вылетали.

   Степан улыбается. Грустно и торжественно, как солнце в последний теплый день осени.

    — Ее звали Светлана, — говорит он. — Я влюбился в нее...

    — Первая любовь, — ядовито вставляет ведущий.

    — Не первая, — качает головой Степан. — Настоящая. Вот только... Она была ко мне равнодушна... Хотя... Что-то наверное чувствовала. Это ведь она меня Стешей назвала...


   

   Повинуясь раззадорившемуся режиссеру, на третий раз официант принес сразу кувшин пива. И далее менял уже кувшины. От выпитого ведущий совсем помрачнел, а реж наоборот развеселился и приободрился, словно у него включился дополнительный источник питания.

   Степан, казалось, не опьянел вовсе. А на все происходящее смотрел с какой-то растерянностью.

    — Ну, ты дал! — голосил реж. — Как ты додумался только до этого?

    — До чего? — не понял Стеша.

    — До бабы до этой. «Не первая любовь, а настоящая». Я почти поверил.

   У Степана дернулась щека.

    — Я не придумал, — потерянно произнес он. — Это на самом деле было.

    — На самом деле? — фыркнул реж. — Вены резал? Таблетки жрал? Электробритву в ванне утопил? И выжил? Ну, ты комик! Если б все так играли, как ты, мы бы рейтинги рвали.

   Степан расстроено посмотрел на режиссера. Словно все, что происходило с ним здесь и сейчас, он воспринимал, как нечто серьезное, а оно оказалось балаганом.

    — Я же не играл, — едва слышно произнес он. — Я на самом деле...

   

    — Но надо как-то жить дальше, — Степан смотрит в камеру, в глазах его слезы. — Вот я и живу. Что еще остается?

   

    — Комик, — ухохатывался режиссер. — Если б можно было, я б тебя каждый день снимал. Это ж такое попадание в образ. Но нельзя. Лицо примелькаться не должно, у нас же все типа по правде. Так что теперь только через полгода на съемку. Подберем тебе какой-нибудь сюжет поинтереснее. Про байкеров-пидорасов хочешь? Или...

   Лицо Степана стало обиженным. Реж фыркнул пивом и как-то сдулся.

    — Ну ладно, не хочешь, как хочешь, — пробормотал он.

    — Да ну вас всех в жопу, — пафосно сообщил вдруг ведущий. — Идите вы знаете куда... Бараны!

    — Я ведь серьезно, — попытался вернуться к теме Стеша. — Я на самом деле умираю.

    — Вот блин, — расстроился режиссер. — Вечно так, нажрутся как свиньи и вечер испортят. Девушка, счет.

   

   На улице было прохладно. Степан зябко поежился.

    — Такси ловим, — распорядился реж.

    — Я на своей ласточке, — пьяно покачиваясь, поведал ведущий. — Кого подвести?

   Режиссер поймал его под локоть.

    — Нет уж. Ты тоже на такси.

   Он посмотрел на Степана, явно желая с ним распрощаться. Показавшийся интересным случайный «актер» растерял всю привлекательность и казался теперь обычным психом, каких пруд пруди. От него хотелось избавиться поскорее, тем более, что он был живым свидетельством того, что режиссер не разобрался в человеке и потянул ненужного психа в свою компанию.

   Степан под этим взглядом вдруг приободрился. Даже глаза заблестели.

    — А хотите я поймаю?

   Режиссер хотел сказать нет, но Стеша уже метнулся к дороге. А дальше... Все произошло в считанные мгновения. Вот Степан выскочил на проезжую часть. Мелькнула его фигура в свете фар. Взвизгнули тормоза, но поздно.

   Случайный знакомец, которого он несколько часов назад снимал, с которым после пил пиво, подлетел поддетый бампером, надломился и закувыркался через крышу.

    — Твою мать! — взвизгнул фальцетом ведущий.

   Черный джип с осыпающимся лобовым стеклом просвистел еще десятка два метров, оставляя на асфальте черные следы от колес. Режиссер бросился вперед. Рядом уже тормозили другие машины. Из двери джипа вылезла бледная как смерть блондинка с выпученными глазами и трясущимися губами.

   Режиссер склонился над Степой. Лицо того, превратилось в маску. Тело было в крови, правая нога неестественно вывернулась. Режиссер тронул запястье. Пульса не было. Ни намека на пульс.

   Он почувствовал, как улетучиваются остатки алкоголя. Мертвое тело напоминало тряпичную куклу, на посеревшем лице стало отчетливо видно не стертый грим.

   Режиссер поднялся. К горлу подкатил тошнотворный комок. Рядом кто-то суетился. Что-то блеяла блондинка. Она пыталась закурить, но тонкие, похожие на зубочистки сигареты ломались в трясущихся пальцах. Кто-то звонил не то в милицию, не то в скорую. Зачем скорая? Он же уже того.

   Реж повернулся, словно хотел удостовериться в своей правоте, поглядел на Стешу и вздрогнул. Еще секунду назад он готов был поклясться, что тот мертв. Теперь же Степан стоял среди мелких стеклянных осколков и крови. Стоял, смотрел на режиссера и улыбался.

    — Да он в порядке, — вскрикнул кто-то.

   Степан подмигнул режиссеру, развернулся и пошел прочь. От этого простого человеческого жеста, режиссера тряхнуло так, словно он ковырялся вилкой в розетке. В следующую секунду его замутило и бросило в бесконечную черноту асфальта.

   

    — Степан, — голос из зала звучит с неподдельным интересом. — А почему бы не использовать ваш дар на благо? Вы могли бы например участвовать в медицинских экспериментах. Своей смертью могли бы спасти миллионы жизней. А вы вместо этого в попсовом шоу снимаетесь. Почему? Вам не стыдно так разменивать свой дар?

    — Не стыдно, — пожимает плечами Стеша. — В мой дар никто не верит. Я пришел сюда, чтобы рассказать... по-честному рассказать. Но вы же не верите. Никто.

    — Это же шоу, — улыбается спрашивающий.

    — Шоу, — Стеша мрачнеет. — Это для вас шоу. А для меня момент истины. Неудачный.

   Взгляд его леденеет, словно Степа в самом деле умер.

    — Неудачный, — с тоской повторяет он.


   

   В себя он пришел уже на студии. Туда зачем-то приволок ведущий. Тетя Маша смотрела на разящих пивом телевизионщиков с неодобрением, но ничего не сказала.

    — Что это было? — спросил режиссер и добавил, не дождавшись ответа: — Мы с тобой такую бомбу просрали...

    — Ну, вас всех в жопу, — с каким-то остервенением произнес ведущий обращаясь неизвестно к кому. — Идите вы знаете куда, бараны!

   

Алишер Гильмамбеков © 2009


Обсудить на форуме


2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.