|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Край света Марина Бондаренко © 2011 Любовь на краю света Наверное, все началось в тот день, год назад, когда после тягучего, маслянистого жара в город пришла гроза. Почему тогда? Наверное, потому что никогда еще раньше Валера не слышал от Лары таких странных, неожиданных для нее, слов. Никогда прежде она не смотрела с такой удручающей тоской за окно, где скапливался и сгущался преддождевой мрак.
— Ты никогда не думал, почему наша планета... А, почему только наша? Все планеты и звезды, почему они круглые? — спросила она вдруг.
Из кривоносого крана в жестяную чашу раковины хлестала вода, шуршала и шипела, но не смогла заглушить вопроса Лары. Она стояла спиной к Валере, в руках застыло белое, до блеска и скрипа отшлифованное губкой блюдце — утром она пила чай с вареньем, а посуду решила помыть только вечером. Почему он все это запомнил? И даже то, как сидел он — на табуретке, ссутулившись, широко расставив длинные ноги. Между колен разинуло голодный зев мусорное ведро, в который сыпалась срывающаяся из-под ножа картофельная кожура.
— Ну, это тебе у астрофизиков надо спросить, — усмехнулся тогда в ответ.
— Они не ответят, — печально промолвила Лара. — Вернее, ответят не так.
За окном, подпевая воде из крана, зашелестела редкая листва. Сначала осторожно, боязно, но потом на небе кто-то яростно разорвал ожерелье из воды. Бусины капель бились о карниз, разлетались кристальными осколками. Лара и Валера жили на первом этаже. Им было видно, как на горбатых крышах машин дождь танцевал агрессивный рок-н-ролл. Через мгновение он обледенел. Белые, угловатые горошины застучали в подоконник, грозя пробить его насквозь. Ветер, обозлившись, трепал древесные космы, трещали, ломаясь, хрупкие ветки.
— А что ты хочешь услышать? — спросил Валера, когда затянулось молчание.
— Я? — Лара задумалась лишь на миг. — Может, то, во что верю.
Небо стало серой разбухшей губкой. Тучи сталкивались, их гнев и ссоры искрились кривыми молниями. Когда они падали на землю, тучи оглушительно ревели друг на друга. Какой-то детский страх пробрался в душу. Валера помнил холод его тисков.
— Во что ты веришь?
— Смотри, — ответила Лара и повернулась к нему лицом.
В обеих руках она держала отмытое блюдце.
— Наша планета, она круглая, — палец Лары заскользил по ребру блюдца и вернулся в ту точку, откуда начал свой путь, — у нее нет края. Его ведь искали, гадали, что за ним, но не нашли. Вместо этого доказали, что наша планета — шар. Потом подтвердили, но речь не об этом. У шара или круга нет, и не может быть края.
— Ну да, и что?
— Понимаешь, я вот о чем подумала вдруг. Землю еще называют светом. Ну, старый свет, новый, обогнул весь свет... А ведь свет, это еще и совсем другое понятие. У луча света тоже нет конца. А еще свет — это символ жизни... Что если наша жизнь — это круг, и у нее нет края. Что если мы бежим по нему — рождаемся, взрослеем, стареем, умираем, существуем какое-то время вне жизни, а замкнув окружность, начинаем все заново. С отправной точки.
— И как долго мы бегаем, как белка в колесе?
— Не знаю, может быть вечно. Но важно здесь другое. Умирая, мы не исчезаем. Мы просто возвращаемся к началу. Мы — вечны, понимаешь, и потому мы не должны бояться смерти. И что если нашу землю создали круглой, чтобы только подсказать человеку эту истину?
Дождь встал стеной и теперь лишь мягко шуршал. По милому лицу Лары пробежала надежда, но Валера ее необдуманно жестоко перебил.
— По-моему, ты грузишься не по делу, — сказал он и вернулся к своей картошке, — ты молодая и здоровая, зачем думать о смерти. До нее еще далеко.
Молодая и здоровая. Как же он тогда посмел взболтнуть это, почему не подумал о том, в чем так отчаянно пытался разобраться теперь. Когда уже стало поздно.
Лицо Лары тогда потускнело, во взгляде мелькнула тень разочарования.
— Ты меня спросил, во что я верю? — грустно промолвила она, так тихо, что голос влился в дождевые потоки и стал с ними единым целым. — Я верю, что действительно то, во что веришь. Мне кажется, что наша жизнь — это круг, но, как бы то там ни было, если я уйду раньше тебя, я не побегу вперед. Я буду ждать тебя, столько, сколько понадобится. Я буду ждать, пока ты не придешь. Я буду ждать...
Она остановилась на миг, думая, что Валера поднимет глаза и увидит, как она серьезна, но он не сделал этого. Болван! Почему люди так часто делают то, о чем потом жалеют?
— Я буду ждать тебя на краю света, — закончила Лара и снова принялась мыть посуду.
Больше к этой теме они не возвращались. Это был конец июня. А в конце августа следующего года Лары не стало. Ее не убили, она не покончила с собой и не стала жертвой несчастного случая. Лара умерла от рака, сгорела за каких-то полгода, как спичка. Превратилась из крепкой и сильной в кривую ссохшуюся загогулину, к которой притронешься — рассыплется. Любил ли Валера ее меньше, когда молодая свежесть превратилась в старческую сухость? Нет, он покорно стал сиделкой, колол обезболивающие, держал трясущиеся ладони и носил в душ на руках. Лара переживала, просила сдать в хоспис и не ломать из-за нее своей жизни. Валера не сделал этого. Просто не смог.
Может, Лара была права, и ему следовало безоговорочно верить в ее исцеление? Может и в самом деле, действенно то, во что веришь? Может и так, но Валера просто не смог верить в чудо, когда увидел, что такое «рак». Он понял, что с этой бугристой, шершавой, ороговевшей дрянью кровавого цвета, которая не знает меры своей прожорливости, невозможно жить. Его не победишь, можно лишь приостановить, чтобы потом он, накопив силы, продолжил разрастаться и разбухать.
Да и Лара даже не пыталась пробовать. Отнеслась к страшному диагнозу, как к неизбежному удару крюка судьбы. Она знала, что умрет, как и то, что душа оставит тело, но никак ни этот мир.
Теперь ее не было. И тоска грызла сердце гнилыми зубами. Днем, почему-то, Валере было легче мириться с потерей. Он был благодарен, что смерть нашла Лару не внезапно, что дала время приготовиться к неизбежному. Успокаивал себя тем, что теперь Лара не мучается больше так страшно, как в последние месяцы и нашла себе покой.
Только вечерами, на границе сна, все менялось. Тогда Лары не хватало до слез, и избавиться от слабости не помогали никакие убеждения. Полупустая, холодная постель отталкивала. Валера не мог уснуть, вставал и садился в кресло, смотрел в окно до тех пор, пока глаза сами не слипались. Не было Лары, и жизнь его как будто остановилась, зачахла, заросла пылью. Никому не нужный. Оставленный. Одинокая тень, лишенная человека.
И вот, вспомнился тот день, когда лил дождь. Может, потому что и теперь капли выбивали барабанную дробь по карнизу? Впрочем, какое это имело значение — почему? Вспомнилось и все. Дрожало рядом с сердцем, трепетало слабым крылом раненой бабочки.
«А если все правда, — металась в голове уставшая мысль, — если ты ждешь меня где-то на краю света? Это было бы счастьем. Но только, Лара, ты ведь противоречила сама себе. У шара нет края, у луча нет конца. Если ты и права, то тогда убегаешь все дальше от меня. И чем дольше я живу, тем сложнее мне тебя догнать. Но и умереть не возможно — встретимся, ты осудишь, что позволил себе своеволие. Лара...».
Голубоватая вспышка кривой раздраженной молнии плеснула в окно. И вдруг догадка, идея? Кто сказал, что у луча света нет предела? Математики? Геометрия? Отрезок — это обрубок, с началом и концом. Прямая — бесконечность. А луч? У луча есть начало. Разве же это не край?
Валера вскочил и бросился в коридор. В темноте чуть не упал, зацепившись ногой за тумбу. Из двух прикрытых дверей — ванной и туалета, выбрал одну и дернул на себя. Темно. Это был лишь вопрос секунды. Привыкшая рука сама без промаха нашла на стене заветную клавишу. Та прогнулась под пальцами.
Свет... Он ударил в заплывшие сомнением и горем глаза. Валера прищурился. Увидел раковину, душевую кабину, носатый пузырь жидкого мыла и растрепанную щетину одинокой зубной щетки. Все не то. А почему, ведь не позволяя забыть в голове до боли от разбитого стекла билось: «Истинно то, во что веришь»?
Потому что свет окутывал его с ног до головы, а нужен был край. Валера отшатнулся к распахнутой двери, обхватил ее руками и вжался виском в ребро. Ноги его и лицо, и сам он весь оставался в темноте, а всего в миллиметре золотился электрический свет.
И вот тогда Валера увидел. Сотканное, сплетенное из миллионов лучей милое, знакомое лицо и фигуру. Лара, невесомая, полупрозрачная, но живая, стояла напротив. Так близко, что казалось — подними руку и дотронься. Валера знал, что не выйдет — Лара больше не принадлежала материальному миру. Вся она — кожа, волосы, одежда — все существовало, и нет, одновременно.
Она улыбнулась, и счастье накатило горячим потоком. Ее губы не шевелились, но не ухом, а сознанием, Валера услышал: «Ты нашел меня». Да, он нашел. И ничего не надо было говорить — душа Лары слушала не звуки, а мысли и отвечала ему. Валера стоял, смотрел на нее, понимая, что больше не почувствует себя одиноким, что Лара не оставляла и не оставит его. Никогда. До самой его смерти. А после, они вместе, полетят дальше по кругу жизни и где-то, в конце и начале пути переродятся, чтобы опять вернуться в этот мир, чтобы найти друг друга. И снова жить.
В ту ночь Валера впервые спал спокойно. Тоска забыла к нему тропу, или просто расхотела навещать того, кто даже во сне отныне знал — нигде, но повсюду, там, где обрывается тень, Валеру ждет его Лара. Его любовь... Любовь на краю света...
Марина Бондаренко © 2011
Обсудить на форуме |
|
