|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Истории трактира «На Млечном пути» Сергей Игнатов © 2012 За счёт заведения Веки разлепились с трудом, словно их не только склеили, но и сшили. Кажется, дюжий кузнец стучит молотом в затылок. Превозмогая боль, я кое-как приоткрыл правый глаз. В узкой щелочке видимого пространства сквозь желтоватое марево медленно проявились длинные деревянные столы, лавки, дальше видны смутные силуэты...
Я опускаю голову — чуть не окунулся в широкий ковш. На мутноватой, слегка подрагивающей поверхности жидкости можно рассмотреть давно не бритое скуластое лицо. Рука в отражении проводит по коротко стриженым русым волосам. Пальцы пробежали по жилетке из грубо выделанной кожи.
Сквозь звон в ушах медленно проступил многоголосый гомон питейного заведения. Лавка напротив жалобно скрипнула, на неё плюхнулся здоровенный бугай. И так в голове кузня работает, ещё и эта морда передо мной чего-то орёт.
Пышная, как сдобная булочка женщина, ловко маневрируя между столами, быстро подскочила к здоровяку и затараторила елейным голоском:
— Не обижай его, он наш особый гость, он сейчас уйдёт.
В ответ мужик прорычал:
— Это чё за гость такой, не ест, не пьёт и взялся не пойми откуда!
— Не твоё дело, иди, пока мужа не позвала! — отрезала женщина.
Верзила нехотя выкарабкался из-за стола, расправив могучие плечи, и побрёл, пошатываясь, в сторону самой шумной компании. Моя защитница лениво проводила его взглядом. Её рука скользнула под фартук в складки длинного платья. Спустя мгновенье она протянула мне тонкую карточку, с которой будто живая на меня смотрит прекраснейшая девушка.
— Ты отдал всё, чтобы я передала тебе это здесь.
Ужасно хочется спросить: «Кто я? Где я? Что отдал и что, чёрт возьми, получил?», хочется задать ещё добрую сотню вопросов, потому что в голове царит абсолютный вакуум. Нет, не абсолютный. Есть какие-то общие понятия: человек, мужчина, женщина, оружие... но ничего конкретного! Хотя... что получил — понятно. Я хотел повертеть карточку в руках, но засмотрелся на портрет незнакомки... Надо беречь это сокровище.
Пышечка-хозяйка давно скрылась в толпе гуляк, а я всё любуюсь... С трудом оторвав взгляд от картинки, плетусь к выходу. В ушах всё ещё звенит, зато вижу уже почти хорошо.
Дубовая дверь резко распахнулась от моего толчка. За порогом стоит и ухмыляется тот самый здоровяк, что недавно орал на меня. Ноги, не останавливаясь ни на миг, выносят меня наружу.
Верзила даже не заметил, как я отошел с линии удара едва ли не раньше его замаха, осталось только слегка направить и подтолкнуть. Грохот за спиной возвестил, что горе-противник удачно встретился со стеной, свалившись в кучу хлама.
Надо как-то хранить моё сокровище. Вернувшись к распластанному громиле, я нашел его кошель. Пара медяков перекочевала в мой пояс, а портрет бережно упаковался в освободившийся кожаный мешочек.
Упрятав драгоценность за пазуху, смотрю по сторонам. Вокруг бескрайняя зелёная степь. Солнце только выкатилось из-за горизонта и дарит миру ласковый свет. Справа дорога растворяется в довольно крупной деревеньке, слева вьётся, теряясь в дали. Не задумываясь, я повернул налево.
Между пальцами застрял небольшой камушек. Чёрт, стоило снять с того урода сапоги. Я критически осмотрел себя, уже на свежую голову — кожаная безрукавка, руки в меру волосатые и весьма мускулистые. Портки тоже кожаные, книзу потёртые и даже драные. Пояс матерчатый, в нём теперь два медяка... Рвань да и только. Неужели всё пропил и всё забыл? Хотя... нет, не всё. Я же знаю, что штаны — это штаны, а на ногах нет сапог, а они... желательны.
Не помню вообще ничего! Грустно, когда и подумать-то не о чем. Были бы хоть какие-то воспоминания — шел бы себе да вспоминал. А тут хоть тысячу раз спроси себя, кто ты — имени не узнаешь. От нечего делать, я начал складывать то, что всё-таки знаю. Я могу говорить и думать словами — уже хорошо, иначе был бы как грудной младенец. Так, я знаю, что значит грудной младенец... а толку? Знаю, что есть одежда, но не могу вспомнить названия вещей, кроме тех, что уже видел.
Как же хреново, когда некуда и незачем идти! Вдруг я вспомнил о портрете за пазухой и почувствовал, как губы расплываются в улыбке, а под глазами собираются мелкие морщинки. Пожалуй, у меня есть цель!
Тень, бодро шагавшая передо мной, перебралась за спину. По сторонам от дороги всё чаще попадаются кусты и небольшие деревца, я всматриваюсь вдаль — так и есть, впереди лес или роща. Прибавлю ка шагу, там может быть вода, а то уже язык к нёбу присох.
Только ветви деревьев сомкнулись над головой, как я услышал звон оружия и предсмертный вскрик. Откуда только силы взялись — я рванулся на шум. Узкая, заросшая травой тропинка кончилась на поляне, где здоровенного конного рыцаря в полном доспехе окружили пятеро оборванцев.
Пятеро на одного — нехорошо, а рыцарям на белых конях, которых грабят бесчестные бандиты положено помогать. Странная мысль... кем положено? Смотрю на себя и на голодранцев, мы чем-то похожи. На двух только холщёвые штаны, на остальных ещё и рубахи серо-бурого цвета. В руках дубины и рогатины, которыми они неумело тычут во всадника. Глаза у всех испуганные. Не бегут только потому, что лесок не густой, и конный пеших легко догонит и убьёт в спину.
Вообще-то слабых надо защищать, а на поляне трупов никак не меньше, чем живых разбойников. Вряд ли оставшимся удастся завалить этого бронированного кабана.
Разбежавшись, что есть мочи, я вскочил на лошадь позади рыцаря. Руки сомкнулись на шлеме, мощный рывок — неподвижные глаза уставились на меня сквозь смотровую щель. Кобыла всхрапнула и подкинула задом, пытаясь избавиться от лишнего веса. Я не против, отпустив тело в доспехах, перебрался в седло.
Так-с хорошо, верхом, всех спас, вроде как герой. Грозно гляжу на мужиков с рогатинами. Они неуверенно пятятся, оно и понятно — убил рыцаря голыми руками.
— Мир вам, — сказал я, показав пустые ладони.
— И тебе мир, добрый человек, — отозвался один из мужиков.
Пришлось слезть с лошади, чтобы примерить сапоги рыцаря — как раз по ноге. Нашелся и увесистый кошель, он тут же оказался у меня за пазухой. Наконец, прицепив к поясу ножны с мечом, я запрыгнул обратно в седло.
— Остальное ваше. Мне бы водицы напиться, — в желудке назойливо заурчало, — и поесть. Будем в расчёте.
Пару часов спустя, я уже уплетал гречневую кашу с курицей в ближайшей деревеньке, настолько нищей, что меня почти перестала мучить совесть из-за того, что помог бандитам. Восемь покосившихся домишек. Живности кот наплакал, не удивительно, что селяне вышли на дорогу. Староста, решивший лично потчевать гостя, всё причитал:
— Спасибо тебе, мил человек. Спас ты наших дурачков то. Кто бы что не говорил, я-то вижу, ты добрый человек. Не кори себя...
— Да я и ...
— Не спорь со стариком! — насупился старейшина, — ты не думай, что душегубам помог, ты знай, что дитей от голодной смерти спас...
— Да понял, понял, — пробормотал я в ответ, не совсем прожевав, — только бесчестно это!
За окном и правда бегали и копошились в грязи тощие донельзя ребятишки. Старик улыбнулся беззубой улыбкой:
— Не всегда, сынок, у нас простой выбор — жить честно или бесчестно. Иногда надо решать: по чести или по совести. Ты поступил по совести. Если б по чести — здесь было бы на полдюжины больше сирот.
Задумавшись, отщипнул очередной кусок курицы. Пора и о деле поговорить. Руки выудили из мешочка портрет, и я протянул его старику:
— Может и так... Отец, помоги лучше, ты давно живёшь, много знаешь. Скажи, как найти Её?
Старик повертел карточку с рисунком так и эдак, только что на зуб не попробовал.
— А кто такая, почто ищешь?
— Не знаю, отец, ничего не знаю. Имени своего не знаю, а её и подавно. Судя по всему, этот портрет мне был дороже всего на свете.
— Эк, раз так, от жеж угораздило. Тут я тебе, мил человек, ничем не помогу.
— Тогда расскажи, кто поможет!
— Здесь тебе никто... — загудел староста.
Я смирился, и молча выслушал его длинный монолог, из которого уяснил, что надобно идти к тому, кто ведает. То бишь к ведуну или к ведьме.
Солнце едва подкрасило небо алым, а я уже выехал из спящей деревни. В перемётных сумках еда, вода и куча всяких мелочей, необходимых в дороге. У меня теперь есть имя — Ринлан, оно значит что-то вроде спасающий, помогающий. Староста уверен, что подробно объяснил мне, где найти ближайшую ведьму. Как по мне — я понял только, что ведьма в норе, нора в горе, гора чёрт пойми где, но хотя бы направление знаю. Дав лошадке размяться бодрым шагом, я пустил её сначала рысью, потом разогнал в галоп.
На третий день пути я наткнулся на большое село. В нём удалось сменить едва не загнанную рыцарскую лошадь на степную, способную сутками скакать не уставая.
Нашлась и харчевня. Я лежу на жесткой койке, подо мной на первом этаже селяне бурно празднуют. Мне кажется, надо спешить, мчаться ещё быстрее, иначе Та, что изображена на портрете, ускользнёт, исчезнет, растворится. И я уже никогда Её не найду.
Не спится. Сегодня, как и вчера и позавчера, опять до утра буду думать о том, что и как Ей скажу. Злиться на свою тупость и сочинять диалог заново, раз за разом, сотни, тысячи раз. Хочется скулить и выть от бессилия. От того, что не могу быть рядом, оберегать и защищать Её, не могу прикоснуться, ничего не могу! Хочется то рвать и убивать голыми руками всех, кто посмел на Неё косо посмотреть, то просто прижать Её к груди и сказать нежные и ласковые слова.
Сон сморил уже под утро. Мне приснилось, что я умер глубоким стариком. Просто упал из седла в глухой степи, так и не найдя Её.
Я вскочил, с силой выдохнул. Руки ухватили меч, снова выдохнул. Вот он какой настоящий кошмар... Кованые сапоги бодро простучали по лестнице. Истребовав у корчмаря кусок жареного мяса — съем в седле, я поспешил на конюшню.
Гладкая степь стелется вокруг, сколько хватает взгляда. Где-то там далеко — высокие горы, с трудом представляю, что это, но уверен, не ошибусь, когда увижу.
Солнце безжалостно печёт макушку, а полоска горизонта будто бы стала толстой и неровной. Кажется, цель недалеко! Бью лошадку пятками в бока — надо поторопиться.
К вечеру горы закрыли полнеба. Из-под копыт всё чаще вылетают мелкие камушки.
Степь вздрогнула, оглушительный рёв разнёсся по округе. Рёв раздался снова, а по земле будто бы ударили молотом размером с дом. Что-то подсказывает, что все нормальные люди убегают, когда слышат такое. Наверное, я не такой как все. Моя лошадка обогнула небольшую скалу и встала, напрочь отказываясь идти дальше.
Впереди рычит и плюётся огнём огромный чёрный дракон. От ударов лап и хвоста вздрагивает земля, а с ближайших утёсов сыплются камни. Змей силится раздавить человека в длинном плаще. Как ни странно, тот уворачивается. Нет — не увернулся! Я думал, что драконоборец превратится в лепёшку, но нет.
Он поднял руки и держит лапу, вернее она зависла чуть выше ладоней незнакомца. Человек сделал толчок руками, и лапа соскользнула по дуге, словно вокруг него невидимая оболочка, преодолеть которую зверь не в силах.
То ли маг хиловат, то ли дракон великоват, но думается мне — ещё чуть, и волшебнику придёт конец. Дышит тяжело, уворачивается еле-еле, даже не пробует атаковать в ответ. На миг я увидел его глаза — в них пылает огонь, куда там жарким драконовым плевкам. Это человек, у которого есть Цель, такая же святая, как у меня! Он не готов умереть, он встанет даже разрубленный и раздавленный, чтобы идти дальше! Если помогу — совесть точно мучать не будет!
Я выскочил из седла, словно его подо мной подожгли, камни загремели под сапогами. Маг присел под очередным ударом, он едва-едва держит лапу незримым щитом. Я подпрыгнул и что есть мочи рубанул мечом драконий палец. Руки тряхнуло, словно ударил по скале. Я почти увернулся, здоровенная лапа, скользя по невидимой сфере, вспорола предплечье острой чешуйкой, отбросив меня на три конских скока. Ящер забыл про мага. Огромная морда склонилась надо мной, приоткрыв пасть, в которой поместится моя лошадёнка и ещё пара человек. Вот только мне тоже нельзя умирать, а я валяюсь тут как рыба на берегу!
Из пасти вылетает длинный, толстый как полено язык. Переместив вес на лопатки, вскакиваю на ноги, пропуская живое скользкое бревно под собой. Вложившись всем весом, вгоняю меч в драконий язык по рукоять, крепко приколов его к земле.
Запрыгнув на нижний клык, хватаюсь за ноздрю и быстро-быстро подтягиваюсь, пока жерло гигантской пасти не захлопнулось. Земля дрожит под топающим и извивающимся телом, но голову всё ещё держит пригвождённый язык. Забравшись на морду, сдёргиваю ножны и вгоняю их под нижнее веко монстра, ревёт он теперь не переставая. Ножны неплохой рычаг, я поднажал, дракон, видать, тоже, я выковырнул его глаз, а он, похоже, мой меч.
Земля и небо замелькали, кружась в диком танце. Затылок обожгло острой болью.
Разлепляю веки и вижу небо. Тишина. Откатываюсь в сторону и вскакиваю на ноги. Негромкий спокойный голос слышится за спиной:
— Всё кончилось. Моё имя Мелиар, и я в долгу перед тобой, мой друг.
Я развернулся, передо мной стоит мужчина, на вид не старше тридцати, если, конечно, не смотреть в глаза. Есть в них что-то, что появляется лишь с годами, когда человек прожил жизнь, а этот, похоже, прожил не одну. Самое удивительное — несмотря на возраст в них пылает могучая ярость Великой Цели.
Надо представиться:
— Ринлан. Устроишь нам встречу — будем в расчёте.
Бережно извлечённый из-за пазухи мешочек с портретом перекочевал в руки волшебника.
— Забавная вещица, никогда такого не видел. Человек не может так тонко рисовать, это какая-то магия...
— Магия-шмагия... мне бы найти Её!
— А кто она, и что ты про неё знаешь?
— Ничего, — честно признался я, — и про себя-то мало что знаю.
Выслушав мой нехитрый рассказ, маг сказал:
— Значит, к ведьме идёшь, я покажу дорогу.
— С чего бы такая забота?
— Ты знаешь, друг мой, кого убил?
— Дракона!
— Обычного может убить каждый десятый дурак, его ещё и героем обзовут. Это древний дракон, он ровесник этих гор, а может и старше. Его шкуру не берёт ни магия, ни оружие. Чего уж там, даже я переоценил свои силы. Чуть было не... бр-р...
— Его убил не я...
— Полуслепой обезумевший от боли дракон для меня не опасней котёнка. Пока он был в разуме — моя магия его даже не царапала...
В путь отправились на следующее утро перед рассветом. Раны воняют противной мазью — мой новый друг позаботился, зато не болят и не кровоточат. Маг волочит, перекинув через плечо два огромных драконьих глаза в мешках, видать, специально приготовленных.
Солнце ещё толком не выбралось из-за горизонта, а мы уже ползём на четвереньках — слишком крутой подъём. Не протоптала ведьма к себе удобной тропинки. Мой спутник бодро лезет впереди, перекинув за спину оба мешка. Подтягивается легко, будто и не тащит ничего. Не хотел бы я с ним схлестнуться в рукопашную, даже без магии...
— Не жалует нас ведьма, — пробормотал маг, — жди беды.
— А ты-то почём знаешь?
— Смотрит на нас, недобро смотрит...
С чего он так решил, я уточнять не стал, кто поймёт этих колдунов? Только после его слов карабкаться вверх стало труднее. Камни, то скользкие — не зацепишься, то острые — ухватишься, так порежешься. Назойливый ветер норовит сбросить вниз или швырнуть в глаза песок. Стоит уцепиться за намертво вросший с виду куст, как он тут же выдёргивается с корнем.
Ладонь легла на большой покатый булыжник, из-под него тут же выскочил скорпион. Нахальная тварь моментально пробежала по руке и взгромоздилась мне на шею.
— Анк-ал-ан-камагар! — прокричал увидевший это, Мелиар, — не бойся, забавное заклинание, оно превращает любой яд в вино. От пары капель вина ещё никто не умирал.
Усмехнувшись, маг бодро полез дальше, я за ним.
К пещере добрались далеко за полдень. Мелиар сказал, что дальше не пойдёт, а то ведьма нас точно изжарит и съест, не любят ведьмы магов.
Внутри темно, хоть глаз выколи. Пришлось пробираться наощупь. Пятнышко света от входа скрылось за поворотом, оглядывайся, не оглядывайся — кругом темнота.
— Убирайся прочь! — проскрипел противный голос непонятно откуда.
Трудно удержаться и не вздрогнуть, не сбавить шага.
— Прочь, я сказала! — на этот раз голос прозвучал ближе.
— Прости, мать, что тревожу, надо мне, — как можно спокойнее ответил я.
— В жабу превращу!!! — едва ли не взвизгнула ведьма у самого уха.
— Тогда я буду скакать вокруг тебя и квакать, покуда не поможешь! — главное, чтобы голос не дрогнул, вроде бы не дрогнул.
Я остановился и повернулся на звук.
— Всем вам надо, — её речь зазвучала ворчливо, но даже чем-то приятно, — ты почто Хозяина Гор покалечил?
— Прости мать, вышло так, боюсь, он не только покалеченный, но и... мёртвый совсем.
— Эх, молодёжь. Проще сровнять с землёй эти горы, чем убить Хозяина... Вернётся он... И худо будет всем, вам двоим особенно, ежели отыщет.
— Ничего, мать, найдёт — так ещё раз успокоим.
— Молодёжь, молодёжь... — пробормотала ведьма, — ладно, полезай наверх, да пусти вниз камушек потяжелее, негоже Хозяина стервятникам на поругание оставлять. А я посмотрю, чем помочь твоей беде. Ты портретик то мне дай, а то не выйдет ничего... Да верну — не бойся, на кой он мне? Назад ступай по красным камням.
Так и знал — беду свою ведьме пересказывать не придётся. Я нехотя отдал мешочек с портретом, сапоги застучали по багряным камушкам, засветившимся в полу пещеры. Очень удобная магия — не приходится считать лбом все сталактиты и стёсывать плечи об углы.
Договорившись встретиться с Мелиаром внизу, я полез наверх. От его помощи пришлось отказаться, ведьма назвала свою цену, кто знает, чего ждать, если сделаю это не сам. Далеко карабкаться не пришлось. Солнце ещё не зашло, а я уже присмотрел пару больших камней. Их можно столкнуть вниз как раз на валуны побольше, которые покатятся от удара.
Камнепад вышел знатный.
Внизу ещё осыпаются мелкие камушки и шуршат бегущие змейки земли и песка, а я уже забежал обратно в пещеру. Не помню, как спустился — сейчас я узнаю, где моя любимая!
— Мать, я сделал, как ты велела. Ты поможешь мне?
Невидимая в темноте ведьма закряхтела в нескольких шагах от меня. Чего ей стоит наколдовать хотя бы факел? Интересно, неужели такая страшная, что даже на свет показаться не хочет? Старческий голос разрезал тишину:
— То, что не помнишь ничего — это цена. За что платил — не ведаю, но добровольно. Видать, стоило того. Здесь я ничем не помогу. А вот красавицу по портрету сыскать — можно. Я к нему ниточку приделала, да заговор нашептала. Типерича твой портрет лицом всегда на оригинал смотреть будет. Ступай, сынок, и боле не возвращайся.
Спустился только к рассвету, у подножия меня ждал Мелиар. Он изловил мою лошадь, я не видел её с тех пор, как бросился на дракона. Маг хотел сопровождать меня, пока не спасёт жизнь мне. Отказался, сославшись на то, что лошадь одна, а я спешу.
Уже в седле поднимаю портрет за ниточку. Руки нетерпеливо тянут повод, разворачивая лошадь туда, где моя любимая. Пятки бьют в лошадиные бока, розовый горизонт мчится навстречу.
Утро. Эту, как и дюжину предыдущих ночей, я провёл почти без сна. Нетерпение сжигает меня изнутри, хочется лететь к Ней, обгоняя ветер. Увы, я не могу бежать быстрее лошади, а ей нужен отдых.
Портрет на нитке стал привычным ритуалом. Каждый день он указывает мне путь. Тихие степные птички неуверенно начинают трели в глубине бескрайней зелени. Высокая трава трётся о сапоги, крохотные капельки росы разлетаются сверкающими бисеринками. Словно испуганные вороны из-под копыт вылетают комья земли.
На горизонте медленно и величественно вырисовываются очертания стен и башен. Город. Может Она там!? Что скажу Ей? Кем предстану? Бродягой, пленённым женской красотой, очередным воздыхателем? Захочет ли она говорить с оборванцем?
Солнце невыносимо печёт непокрытую голову, жарит плечи, норовит выпарить потом из тела последние капли воды. Моя усталая лошадь шагом минует городские ворота. Я не везу грузов, потому стража взяла с меня лишь серебряную монету за топтание земли внутри городских стен.
Кругом низенькие каменные дома и деревянные сараи — окраина, дальше видны изысканные особняки, за ними встают величественные и изящные белокаменные дворцы. Под копытами утоптанная до твёрдости булыжника земля, но чуть дальше видна широкая мощёная улица. Не задумываясь, направляю лошадь туда. Подковы звонко клацают по мостовой, кругом бурлит жизнь. Всадники, повозки и пеший люд ломятся к центру города и спешат обратно. Цветастые вывески обещают ночлег, еду и вино.
Грохот подков заставил меня вместе с толпой шарахнуться в сторону — по улице мчится запряженная четвёркой карета. Из окошка наивными глазами на мир смотрит Она, Та Самая девушка с портрета. Не видя ничего, кроме Неё, бросаюсь следом, опрокидывая прилавок. Вокруг орут и возмущаются люди. Скачу, едва не сбивая зевак, передо мной только Она. В груди не хватает воздуха, хочется кричать от счастья и выть от бессилия — Она не замечает меня, не знает, что я есть в этом мире. Не может знать... и я боюсь рассказать Ей о своём существовании. Кто я такой? Рвань с чужим мечом у пояса. Ни кола, ни двора, даже имя не моё!
Карета прокатила по центральной площади мимо громадного кремля с полусотней башен и свернула на узкую улочку. Шторка в окошке давно задёрнулась, а мне всё кажется, что вижу Её. Чудится, что начинает цвести и благоухать мостовая под колёсами её экипажа, а над ним будто струится радуга и чирикают птицы... Я мысленно пытаюсь заговорить с Ней, найти слова, которые могли бы Её порадовать. Пытаюсь сказать хоть что-то, чтобы не напугать Её и не быть изгнанным в этот пустой и безрадостный мир, где нет Её.
Осаживаю взмыленную лошадь — четвёрка впереди сбавляет ход, а я так и не подобрал достойных слов! Увидев ворота, где скрылась карета, разворачиваюсь и не спеша еду искать крышу над головой.
Умная лошадка сама повернула, въезжая во дворик. Над двухэтажным домиком красуется вывеска с кружкой и кувшином. Кидаю расторопному мальчишке монетку, строго наказав позаботиться о кобыле. Дубовые двери нехотя распахнулись, впустив меня внутрь. Воздух здесь будто бы состоит из испарившегося вина и пива, лишь слегка приправлен запахом жареного мяса, овощей и специй. Несмотря на то, что вечер далеко, тут уже вовсю пьют. Весёлая компания за дальним столом вот-вот затеет драку. Подхожу к высокой стойке, за ней прячется плюгавый лысоватый корчмарь. Закручиваю пальцами серебряную монету. Вращаясь, она медленно отправляется в путь по гладкой деревянной поверхности.
— Мне комнату, поесть, и лошади доброго овса не забудь.
— Этого хватит только на еду. Комната будет стоить ещё столько же, — блестя сальными глазками, сообщил корчмарь, деньга исчезла в его ладони.
— Получишь утром, если постель без клопов.
Наевшись вдоволь, я поднялся наверх. Крохотная комнатушка под крышей оказалась вполне чистой. Скинув сапоги, я растянулся на кровати.
В окно заглядывает зеленоватый диск луны. Мне не уснуть, до утра буду говорить с Ней. Хотя... есть идея получше! Неслышно встаю, и, растворив окно, бесшумно прыгаю вниз.
Сердце бешено стучит, норовя пробить грудь и выскочить вон — ещё немного, и я снова увижу Её! Бегу по мостовой босиком, чтобы не греметь подкованными сапогами. Налево, теперь направо. А вот и тот самый особняк, куда заехала карета.
Я подпрыгнул и, ухватившись за край каменной ограды, подтянулся. На другой стороне меня встретила нежная ухоженная травка. Бесшумно крадусь через сад к дому. К стене под окном прислонился мужик с алебардой, вроде бы дремлет.
Мне кажется, что я человек только потому, что в этом мире есть Она. Да, если я сделаю гадость или подлость — она не узнает... но как я смогу говорить с Ней, дышать одним воздухом с Ней, став мерзавцем? Я готов ради Неё убивать, завоёвывать страны и рушить города... Но разве такому ангелу, как Она, надо это? Её не порадуют сожжённые города и обескровленные страны. Наверное, Она огорчится, увидев труп слуги, значит, он будет жить. Я несильно стукнул мужика затылком о стену и придержал выпавшее из его рук оружие, чтобы не звякнуло.
Камни слегка выпирают, и за них вполне можно цепляться. Жаркой летней ночью ставни нараспашку. Словно паук, я излазил дом вдоль и поперёк, заглядывая в каждое окно. Сердце радостно застучало — я увидел в окне женский силуэт на кровати под балдахином. Неслышно проскользнув в комнату, осторожно, сдерживая порывистое дыхание, я отодвинул балдахин. Посмотрю, просто посмотрю и уйду...
Она лежит в полупрозрачной ночной сорочке, длинные светлые волосы разметались по подушке. Самая прекрасная женщина в мире улыбается во сне, может быть мне? Алые губки вдруг искривились и немного надулись, тонкие брови слегка изогнулись...
Её сон что-то тревожит. Как хочется прижать Её к груди, чтобы Она лежала на ней, позабыв обо всех тревогах! Бережно, едва-едва касаясь, я погладил милую ладошку. Её глаза распахнулись, мне кажется, я заглянул в бескрайнее звёздное небо, отраженное в тихом лесном озере...
Ночную тишину прорезал отчаянный крик:
— Вооор!
Кто вор!? Это же Она кричит! Значит, вор — я! Смотрю на Неё с ужасом и недоумением, не в силах открыть рот. Да и что я скажу? Что пришел посмотреть на Неё?
За дверями стучат шаги разбуженной челяди. Разбежавшись, прыгаю в окно.
Выпучив глаза, на меня смотрит испуганный слуга. Мой кулак, повстречавшись с его ухом, убедил мужика не открывать рот ещё пару часов. Все мысли только о Ней, как объяснить, оправдаться, вымолить прощение за то, что так напугал Её. Ноги сами вынесли меня к ограде, толчок, прыжок, теперь вниз.
А за стеной меня поджидали настоящие воины. Два острых копья уткнулись в шею.
Тонкая струйка крови бежит по наконечнику. Рисую на лице беспредельный ужас и отчаяние, по правде говоря, сильно притворяться и не надо. Дрожащей рукой протягиваю стражам меч в ножнах, один из них хочет взять моё оружие, и его копьё уже не упирается мне под кадык, оно чуть отстранилось и колеблется в ладони от лица. Я отпускаю ножны с мечом, руки изо всех сил хватают колющее горло копьё. Тяну на себя, направив острие в стену за спиной. Шаг вперёд, в ночной тиши раздаётся треск ломающегося копья. Второе скользит по плечу безопасным древком. Ломаю его ребром ладони, моя пятка безжалостно врезается в пах озадаченному охраннику. Другой тянется к поясу за кинжалом — слишком медленно. Разбивая ему нос, я слышу звон моего меча, кажется, он падал целую вечность.
Шаг, ещё шаг. Босые ноги бесцельно переступают по раскалённой мостовой. Куда иду, зачем? Её нет рядом, всё пусто и бессмысленно. Мне некуда идти, незачем жить. Она считает меня вором, и я не могу это исправить! Никак! Она не забудет страшного человека, прокравшегося в Её дом. Быть может, я буду сниться Ей в кошмарах. Хочется убить себя за то, что посмел напугать Её! Трудно дышать, пустоту в груди нельзя заполнить, сколько не дыши. Хочется прижать Её к себе крепко-крепко, но я никогда не смогу сделать этого! Ведь я вор! За что так! Почему! Лучше бы охранники убили меня там. Наверное, Ей бы спалось спокойнее.
— Господин, смотрите! Это тот самый вор, что напугал вашу даму!
— Взять!
За спиной застучали шаги. Разом, как по команде, меня ударили сзади по ногам. Затылок взорвался дикой болью.
Голова раскалывается, с трудом открываю глаза. Меня держат под руки два дюжих стража, передо мной тощий как метла разодетый в шелка вельможа. У пояса украшенный драгоценными камнями меч. Пальцы покручивают щегольски завитой ус.
— Запороть. Насмерть. Прямо тут, — надменно выдавил дворянин.
Меня толкнули и прижали лицом к стене. Раздался громкий свист, и в следующий миг спину обожгло адской болью.
Я потерял счёт ударам, глаза застилает красная пелена. Запорют — пускай. Без Неё нет смысла жить, а Она не захочет меня видеть...
Безрукавка на спине окончательно порвалась и упала на землю, а вместе с ней кожаный мешочек. Похоже, его подобрали.
— Прекратить, — прошипел надменный голос, — у него её портрет. Может, это не вор, а убийца. Слишком лёгкая смерть, в темницу его!
Умереть я готов, а расстаться с Её портретом — нет! До порки я бы легко раскидал этих увальней вместе с напыщенным франтом, но сейчас едва шевелюсь. Улучив момент, когда меня хотели развернуть, я от души пнул первого воина в пах и разбил нос второму. Знакомый противный свист — грудь разрезал глубокий кровавый рубец. Напротив меня стоит жирный обнаженный до пояса лысый мужик с кнутом. Будь я невредим — увернулся бы, а так пришлось вытерпеть второй и третий удар, шаг за шагом приближаясь к противнику. Вельможа с ужасом вытащил меч, спрятавшись за толстяком.
Сомкнутые замком руки впечатались в кровавое месиво на моей спине — очухался один из стражников. Стиснув челюсти, я упал на колени. Кнут вспорол щёку, а следующий удар заставил упереться руками в мостовую, чтобы не оказаться на ней лицом.
Вельможа, выронив моё сокровище, взмыл вверх и со смачным шлепком врезался в стену. За ним последовал здоровяк и воины.
Я с трудом поднял голову — улыбаясь, донельзя довольный тем, что вернул долг, ко мне подходит Мелиар.
— Ринлан, друг мой, где сапоги потерял?
Все мои пожитки верно давно присвоил корчмарь.
— Сапоги, — пробормотал я в ответ, — да и хрен с ними, с сапогами. Я потерял Её!
Улыбка мигом сползла с лица мага, он подал руку, помогая подняться.
— Как так?
— Я хотел посмотреть на Неё, а она сочла меня вором.
Мелиар, снова улыбнулся, немного печально.
— И это, ты называешь, потерял? Моя любимая на том свете, но я не отчаиваюсь, я её вытащу!
В его глазах горит ярость, неукротимое пламя, жажда жить, действовать, любить и спасти любимую — любой ценой! Наверное, этот огонь и вернул меня к жизни.
— Да уж, моя ненаглядная не так далеко.
С трудом нагнувшись, поднимаю портрет за нитку. Он вращается, выписывая замысловатые круги, силится то повернуться лицом вниз, то подняться вверх и так без конца. Я с ужасом смотрю на этот безумный круговорот.
— Что за...
— Вот тебе и не далеко. Знаешь, есть мнение, что Миры вращаются. Вокруг звёзд, вокруг себя и ещё чёрт знает по каким кругам. Если этот портрет всегда указывает на твою ненаглядную — напрашивается только один вывод. Она в другом Мире.
Я матерюсь сквозь зубы.
— Это не значит, — продолжил маг, — что она мертва, хотя и это поправимо. Возможно, я смогу помочь.
— В другом Мире... — медленно повторил я, пытаясь это осмыслить.
Извилистые закоулки привели нас к башенке этажа в три, гордо возвышающейся над одноэтажными домишками бедноты. Мелиар дважды стукнул ладонью в деревянную калитку — она тут же распахнулась, пропуская нас в крохотный уютный садик. Так же открылась и дверь в башню. Пыльная винтовая лестница закончилась в небольшой комнатушке без окон, сплошь уставленной книгами. На столике в специальной фигурной подставке лежит знакомый драконий глаз.
— Это второй, он не пригодился, — констатировал маг, открывая склянку с вонючей мазью, — я увидел всё, что хотел.
— Опять эта гадость...
Смазав мои раны, волшебник произнёс:
— Присядь, подожди. Это древняя сложная магия. Ты узришь, возможно, то, что хочешь увидеть или то, что должен. Ничего не бойся, смотри, слушай и запоминай, это лишь для тебя, я не увижу ничего.
Когда же кончится это долгое нудное бормотание? Мелиар щёлкнул пальцами, в комнате погасли свечи, а драконий глаз засветился неярким, подрагивающим светом.
Я вижу в нём себя в странной зелёной одежде, которая сливается с травой, в руках чёрная штуковина, по-моему, она называется автоматом. Оружие дёргается, выплёвывая свинец в скрытых от взора врагов, а я кричу. Картинка быстро сменяется следующей.
Уютное кафе, столик, свечи, я в чёрном костюме и совсем юная Она в вечернем платье. Её щёки румянятся, а глаза блестят, губы шевелятся, я слышу, нет, не ушами, а как-то иначе, Её слова: «И я люблю тебя».
Око на миг тухнет, когда оно засветилось вновь, в нём появилась комната, чем-то неуловимо похожая на ту, где я сейчас, моя любимая в изящной кофточке и джинсах сидит в кресле. Древняя, морщинистая старуха напротив говорит дребезжащим голосом: «Если он коснётся тебя, деточка, то умрёт. Прости, милая, не хотела тебя огорчать. Я только смерть хорошо предсказываю, поди, лет пятьдесят уже, по многу раз в день... ни разу не ошиблась. Вижу, куда бы ты не побежала, он пойдёт за тобой. Хочешь, сделаю, что всегда знать будешь, когда рядом он, всегда бежать от него будешь? Никогда его больше не увидишь, но он будет жить». Слышу Её ответ: «Сделай бабушка, сделай, я на всё готова, лишь бы он жил!»
Но я же касался Её!
Словно в ответ на мой вопрос драконий глаз показывает недавнюю ночь, я склонился над Её постелью, вскрик «Вооор!». Я поворачиваюсь, чтобы бежать, а воздух за спиной прорезает крохотная молния кинжала, сжатого в руке моей любимой... Ну да, от воров надо защищаться, я Её не виню. Интересно, не такую ли смерть, пророчила мне гадалка?
Око снова мигает, и я наблюдаю непонятное видение про Мелиара, его смерть.
Напоследок глаз снова показывает мне Её, почему-то мне кажется, что это происходит прямо сейчас: автомобиль проносится мимо сплошь стеклянного бара, она сидит на высоком круглом стуле у стойки...
С громким хлопком драконий глаз взрывается, наполняя комнату едким дымом.
— Она из-за меня бежала, понимаешь, Мелиар! Она любит меня! Она в этот мир убежала из-за меня и из него тоже! Она считает, что я умру, коснувшись Её.
— Значит надо догнать! — подбодрил маг, — теперь я кое-что скажу тебе, друг мой. Есть Трактир, который связывает Миры. Но я знаю цену за проход между Мирами — самое дорогое, что у тебя есть. И если она бежала ради тебя — скорее всего платила любовью к тебе.
— Ты хочешь сказать, что любовью можно платить как разменной монетой?!
— Там можно платить всем. Для кого-то самое дорогое родовое поместье, а для кого-то воспоминание о том, как вместе гуляли под луной.
— А если это ребёнок, например, или любимая женщина?
— Даже твой ребёнок тебе не принадлежит, он не твой. Твоё — любовь к этому ребёнку, память о нём... это может быть ценой.
— Интересно, как же я тогда проскочил? В том Мире я тоже её любил...
Маг пожал плечами:
— Не знаю, друг мой, не знаю. Идём, быть может, она в другом Мире ещё не далеко ушла, и тебе не придётся долго искать. У меня есть план, как нам пройти бесплатно, и ты мне поможешь. Трактир не стоит на месте, он сам находит тех, кто хочет им воспользоваться.
— Почему же он не нашел тебя?
— Я не готов платить! А ты, по-моему, пойдёшь на всё, тебя-то он найдёт.
Мы обошли дюжину кабаков. Распахнув дверь очередного трактира, я увидел знакомую полненькую женщину, ту самую, которая вручила мне портрет.
— Кажется, мы на месте, — прошептал я другу.
Маг взмахнул руками, и от пола до потолка проскакали ветвистые молнии. Испуганный люд побежал прочь. Внимательно посмотрев на трактирщика, протирающего тарелку, мой друг заговорил:
— Здравствуй, Берлек. Скажи, если человек идёт в другой мир за своей любимой, какова будет цена?
— И тебе не болеть, Мелиар. Он отдаст свою любовь, он потеряет к ней чувства.
— Берлек, мне надо кое-куда, но я не хочу платить. А став тобою — смогу быть в любом мире.
Сказав это, маг принялся бубнить заклинание. Трактирщик замер, не в силах сдвинуться с места. Только губы шевелятся:
— Да, «на том свете» тоже есть Трактир, черти у меня неплохо выпивают. Вот только то, что задумал — не выйдет, не сможешь стать мной. А ты, Ринлан, зря с ним. Он сразу помрёт, и больше никто не будет ходить меж Мирами, и ты не сможешь в очередной раз броситься за ней вдогонку.
Трактирщик знает и моё имя, а ведь я получил его после того, как ушел отсюда. Проклятые колдуны, могли бы вообще не говорить, мне кажется, оба наперёд знали слова друг друга.
— Что значит «в очередной»? — спросил я.
— Вы уже дюжину миров излазили, — усмехнулся Берлек, — она от тебя, ты за ней. Её проводил я, вот уж не знаю, что дорого у неё осталось. У меня в новом мире ты получаешь те же земли и титулы, равную славу и известность, всё, чему есть аналоги, кроме самого дорого. Тебя же проводила моя жена, у неё своя цена — ты можешь взять с собой только самое дорогое, а платишь всем остальным. На это редко кто соглашается. Но ты ей всё равно спасибо скажи, фотографию каждый раз она проносила вопреки правилам, добрая она у меня...
Да, за друга надо идти в огонь и в воду, даже в ад, разгоняя чертей. Но мой друг неправ. Совсем не прав. Только сейчас я понял смысл недавнего видения в драконьем глазу: он попытается стать Трактирщиком, умрёт сам и убьёт Берлека, разрушив тем самым Трактир, закроет мне дорогу к Ней. Будь Мелиар слабаком — я бы легко повыбил из него дурь, но сильных умею лишь убивать. Мелиар чертовски силён, а я не желаю его смерти!
Наши взгляды встретились. Сквозь бушующий в его глазах огонь я вижу свои. В них пылает такое же пламя! Он стоит на моём пути к Ней. А когда я начну — решит, что я стою между ним и его возлюбленной.
Я выхватил меч, но он тут же истлел, рассыпавшись ржавчиной. Мелиар взмахнул рукой, словно отгоняя пушинку — неведомая сила отбросила меня к дальней стене, и, вздёрнув за руки будто куклу-марионетку, прижала к брёвнам. Я почувствовал, как по спине бежит кровь. Маг подошел почти вплотную.
— Зачем, друг мой, зачем? Я переправлю бесплатно тебя и себя! Чего ты взбесился?
— В драконьем глазу я видел твою смерть. Ты умер, став Трактирщиком. Человек не может находиться одновременно во всех мирах!
— Я постараюсь!
Я знаю! Я прав! Правая рука будто клеем приклеена, вложив в неё все силы, я с огромным трудом оторвал её от стены. Удар должен был прийтись ему в нос, но волшебник легко поймал мою руку и бросил обратно на стену. Вот только удара в колено сбоку он никак не ожидал! Я окончательно отлип. Похоже, он не может колдовать, когда больно, а мой удар — это действительно больно! Крепок же мой друг, только морщится и отступает от ударов по болевым точкам. Не уверен, что его свалит даже удар из смертельного арсенала.
Мелиар быстро оправился, колдовать ещё не может, но бодро пересчитал мне рёбра, кажется, даже сломал пару. Я попятился, отплёвываясь кровью. Мой противник тоже отходит, его окровавленные губы неуверенно шевелятся, слова даются с большим трудом:
— Стой, мой друг, ещё шаг и я скажу Слово Смерти.
— Попробуй.
Рвусь вперёд из последних сил. Правый сбоку в челюсть — поговори мне теперь! Он чем-то ответил, кажется, магией. Глаза застилает кровавая пелена. Правая рука не хочет шевелиться, а в ногу что-то вонзилось. Хромая, почти вслепую иду туда, где должен быть мой противник. Слышу хриплое дыхание, руки натыкаются на лавку — сейчас огрею его... я переоценил свои силы, длинную дубовую скамью мне не поднять. Чувствую, что горю, поджег магией, сволочь. Хватаю Мелиара за рукав и из последних сил бью наугад и насмерть, кажется, достал... На обгоревшие плечи льётся поток холодной воды. Сознание норовит оставить тело...
Очнулся за столом на лавке, Трактир гудит. Жена Берлека заботливо смазывает мои синяки и кровоподтёки. Трактирщик, потягивая пиво, сидит рядом:
— Вы, поди замаялись бегать. Ты за ней, она от тебя. Она платила самым дорогим. Отдала любовь к тебе из-за любви к тебе, чертовски глупо! Но я не смог переубедить её.
— А ты можешь вернуть эту любовь!?
— Я — нет, но ты много раз без памяти по фотографии находил её, Трактир и бежал за ней в следующий Мир. Ты голыми руками повыбил дурь из головы одного из самых сильных магов. Сомневаюсь, что для тебя что-либо невозможно... — задумчиво прогудел он, — А Мелиар тот ещё дурак — Трактирщик привязан к Трактиру, никого бы он не спас, даже если бы мог стать мной. Раньше никому не приходило на ум занять моё место и загубить всё... И никто не спасал Трактир. Даже и не знаю, как благодарить...
— Знаешь, — ответил я, не задумываясь.
Берлек вздохнул:
— Пожалуй, тот, кто спас Трактир, имеет право на два бесплатных прохода.
Врёт и не краснеет. Ничего не бывает за так. Я знаю, и он знает, что я знаю. Он заплатит за меня сам. Чувствами, мыслями или воспоминаниями... Есть долги, которые нельзя вернуть, придётся это принять.
— Жив? — я указал на лежащего посреди зала Мелиара.
Трактирщик кивнул. Хочется верить, что это моё решение не часть хитрого плана моего друга. Я добавил:
— Второй проход его, он, чёрт возьми, двести лет лелеял надежду вернуть свою любимую.
Трактирщик угрюмо кивнул и со стуком поставил на стол кружку пива, пена расплескалась по дубовой доске.
— Пей, и ты попадёшь к ней, ничего не забыв!
В кружке отражается уютный бар. Она сидит на высокой барной табуретке. Перед Ней за стойкой тот же Трактирщик, только не в кожаном фартуке, а в костюме тройке. Берлек приветливо улыбается мне оттуда, из того Мира.
Уже здесь, а не в кружке Трактирщик дружески хлопает меня по спине:
— За счёт заведения.
На этот раз не сбежишь, думаю я, отхлебнув горьковатого пива.
Сергей Игнатов © 2012
Обсудить на форуме |
|
