ПРОЕКТЫ     КМТ  

КМТ

Феерическая авантюра

Сергей Лукиянов © 2016

Улей

   Этим утром я проснулся в отличном расположении духа. Будильник ещё не успел прозвонить, а я уже был на ногах.

   Выглянув в окно, я полюбовался лужайкой перед домом и посмотрел на градусник. Плюс двадцать шесть. Отличная погода для начала сентября.

   Небольшой микрорайон, в котором меня поселили от корпорации, только начинал просыпаться. Минуя тихие улочки на служебном автомобиле, я выехал на главную дорогу, ведущую к лаборатории. По радио передавали, что сегодня в гипермаркете «Ореон» будут скидки на китайскую еду и я сделал мысленную галочку заехать туда после работы.

   На парковке меня уже дождалась Алина. Как-то так повелось, что она приезжала на минуту раньше меня и ждала, пока я припаркую автомобиль на своём месте, чтобы вдвоём войти в здание лаборатории.

   Обычные приветствия, слова о том, какой сегодня чудесный день и сожаление, что выйдем мы на улицу уже поздно вечером и не успеем насладиться замечательной погодой. Алина предложила сходить после работы в кафе и я согласился. Прогуляться по кленовой аллее, только окрасившейся в красно-жёлтые тона, было бы отличным завершением дня.

   Пост охраны, проверка личности. Сканер. Второй пост охраны, сканер сетчатки глаза, анализатор голоса. Третий пост охраны и вот я иду по коридору к своему кабинету.

   За долгие годы работы в подобных учреждениях учишься не замечать вооружённых людей на каждом шагу. Хотя какой от них прок, если наша лаборатория занималась вирусологией и бактериологией, для меня всегда оставалось загадкой. В кого они будут стрелять в случае опасности? Разве что в нас.

   Что-то недоброе кольнуло меня на уровне подсознания, но я поспешил подавить всякий порыв испортить себе приподнятое настроение.

   Подумаю об этом завтра. Но о чём мне нужно будет подумать, через минуту я уже вспомнить не мог.

   В восемь пятнадцать, точно по расписанию, я, облачённый в лабораторный халат, проходил дезинфекцию в предоперационной камере. Подопытного готовили к вакцинации, собирали по нему последние данные, пока я прокручивал в голове пошаговую инструкцию своих действий.

   Успокоить — все подопытные нервничали, оно и понятно, всё вокруг стерильно, люди ходят в комбинезонах и масках, а ты лежишь привязанный к столу и не можешь пошевелиться. Найти место для инъекции — сегодня мы прививали новый штамм вируса, укол нужно было сделать на той части тела, где будет возможность наблюдать за изменениями места проникновения инъекции. Выбросить всю процедуру из головы — несмотря на огромный опыт и ежедневную практику, я так и не смог смириться с тем, что мы испытываем свои изобретения на живых существах. Сколько бы я себя не убеждал, сколько бы не работали с нами психологи, но этот проклятый росток жалости никак не хотел во мне увядать.

   Дезинфекция закончилась, прозвучал разрешающий звуковой сигнал, и я вошёл в лабораторию. Как всегда без тени сомнения с бесстрастным лицом и непоколебимой инструкцией, которую я сам же для себя и создал, чтобы полностью абстрагироваться от процесса, я твёрдым шагом приближался к операционному столу.

   Подопытный номер пять лежал на столе готовый к операции. Сегодняшняя процедура не требовала введение объекта в наркоз, но его всё равно накачали транквилизаторами, чтобы он не соскочил со стола.

   Что-то недоброе, кольнувшее меня всего полчаса назад, снова во мне шевельнулось. Или у меня был приступ дежа вю или я уже где-то видел подопытного. Но этого просто не могло быть. Я же знал, что их выращивают в таких же лабораториях как эта, за много сотен километров отсюда. Мы никак не могли встречаться раньше. И всё же с каждым шагом я понимал, что видел его. И знал, не как подопытного номер пять, а как Мишу.

   Когда я подошёл к операционному столу, он лежал на спине, с головой, повёрнутой в другую сторону, так что он не видел меня. Этим я выиграл две-три секунды. Несомненно, это был Миша. Даже несмотря на прошедшие три года и то обстоятельство, что мы оба тогда были в кромешной темноте, я узнал его.

   Мгновение спустя, подопытный повернулся ко мне лицом. Несмотря на дурман успокоительных и надетую на меня маску, я догадался, что и он узнал меня.

   Инструкция полетела к чертям, как и всё вокруг меня. Как он здесь оказался? Почему именно у меня на лабораторном столе? И как вообще такое было возможно?

   В возможностях руководства лаборатории я не сомневался. Красивую сказку про выращивание подопытных они могли и придумать для спокойствия сотрудников. С них станется. Но как Миша попал к ним? Где они его нашли? После того как меня извлекли из завалов его так и не нашли. Или нашли? А мне сказали, что он пропал?

   Воспоминания нахлынули на меня огромной волной, унося прочь из лаборатории на несколько лет назад. Я тогда находился в торговом доме в самом центре города. Делал покупки, планировал вечер, и тут случилось первое за последние сто лет землетрясение.

   Когда с тобой такое происходит впервые, ты не успеваешь толком понять, что же произошло. Свет замигал и потух, пол под ногами стал как будто из желе, а люди кругом кричали так, как будто их режут по живому.

   Меня спасло удачное стечение обстоятельств. В момент землетрясения я находился в арке дверного проёма, сваренного из железобетонных балок. И когда потолок торгового центра обрушился на нас, я оказался в небольшом импровизированном кармане. Меня конечно хорошенько потрепало и я даже потерял сознание, но очнувшись, понял, что всё ещё жив.

   Тогда-то я и встретил его. Придя в себя я порылся в кармане и включил на телефоне фонарик. Миша был тут же рядом, оглядывал свои раны, но как только свет упал на него, обернулся ко мне.

   Много говорить не пришлось. Мы и так оба понимали в каком положении оказались. Сигнал сотовой связи не проходил сквозь упавшие нам на голову сотни тонн бетона. Да и что было толку? Позвонить спасателям и сказать, что я под завалами? Где? Здесь? На том наш разговор и закончился бы.

   Какое-то время мы сидели и ждали, когда нас начнут спасать. Затем мы почувствовали голод. Миша был в два раза меньше меня, так что ему легче было пролезть между завалами. Я как мог объяснил ему, где раньше находился продуктовый магазин и он исчез в темноте. Не знаю почему, но я экономил заряд телефона, чтобы хоть иногда включать фонарик и не чувствовать себя в ловушке.

   Положение усугубляли случайные шорохи и скрип искорёженного металла. Иногда над головой раздавался оглушительный треск и на голову мне осыпалась бетонная пыль. Видимо оставшиеся части здания спешили меня похоронить под собой. Через какое-то время, сказать точно я бы не смог, а лишний раз включать телефон ради такой мелочи, как узнать время, я не решался, вернулся Миша.

   Точнее, сначала из проёма раздался шорох и сопение. Интуитивно я догадывался, что это мой новоиспечённый друг, но в темноте, в замкнутом пространстве, моё воображение рисовало тысячи картин, одна, страшнее другой. Тут же были и зомби (полнейший бред) и окровавленные жертвы землетрясения обезумившие от страха (а это уже было более реально) и наконец — крысы. Никогда их не любил.

   Страх поборол во мне бережливость и я включил фонарик. Из проёма показались брикеты с едой, а за ними улыбающийся Миша. Я чуть не расплакался. В тот момент мне и в голову не приходило, что он мог не возвращаться ко мне с едой. Зачем рисковать своей жизнью ради случайного знакомого? Снова ползти под завалами опасаясь, что в любой момент перекрытия не выдержат и случится новый обвал? Можно было просто остаться возле еды и ждать спасения там. Но он вернулся.

   Мы разделили трапезу и сделали небольшой запас. Еда придала мне уверенности, что всё не так плохо и нас всё же спасут. Оставалось только подать сигнал, что мы живы. Обойдя наш бетонный каземат кругом, я нашёл железную балку. Постучав по ней камнем, я добился того чего хотел. Звук был чёткий и достаточно громкий, чтобы нас услышали.

   В ожидании прошло почти два дня. Иногда мы слышали где-то вдали грохот ломающегося бетона и стон балок — это наверняка спасатели разгребали завалы. Но было это всё так невыносимо далеко. Я не переставал колотить по железке, так что к концу дня (или ночи?) у меня звенело в ушах и болела рука.

   Под конец третьего дня у нас закончилась еда. Миша снова нырнул в проход, чтобы добраться до неё, а через часов у меня над головой разверзлось небо.

   Сквозь грохот и пыль мне в глаза ударил ярчайший свет. Сонм голосов спасателей и грохот работающих дизельных двигателей обрушились на меня и оглушили после стольких дней тишины.

   Глухой и почти ослепший от яркого света я, тем не менее, успел заметить, что лаз, в котором скрылся Миша, завалило булыжником. Чьи-то руки схватили меня за одежду и принялись тянуть наверх, а я, как мне потом рассказали, истошно кричал, чтобы они не бросали Мишу.

   Я вырывался, старался показать где его искать, но спасатели решили, что из-за шока я немного тронулся умом и не обратили внимания на мои слова. Уже после, сидя в скорой помощи я всё повторял и повторял, что нужно вернуться за моим другом. И тогда ко мне прислушались.

   Только было уже слишком поздно. Мишу тогда так и не нашли.

   Или нашли. И притащили его сюда. На лабораторный стол и распластали его передо мной, как насмешку. Тогда моя жизнь была в его руках, а теперь его в моих. И что самое ужасное, решать жить ему или умереть от меня практически не зависело.

   Четыре камеры в операционной, по две в каждом коридоре, а так же ассистенты, пристально следили за мной всё то время, что я стоял и вспоминал события трёхлетней давности.

   Что-то уже нужно было делать. По напряжённой позе ассистента я догадался, что он что-то заподозрил. По крайней мере начал беспокоиться и совсем скоро спросит, всё ли у меня хорошо? Нет, чёрт возьми! Совсем не хорошо! Мой неизвестный друг, спасший мне жизнь, лежит сейчас передо мной на столе в ожидании смерти!

   Мозг искал спасения в инструкции. Сначала я решил, что сошёл с ума и пытаюсь уйти от ответственности, но затем во мне родилась надежда. По той же инструкции я мог оттянуть время. Я видел подопытного в первый раз, а значит, у меня была возможность сначала понаблюдать его в обычных условиях, чтобы затем делать выводы о будущих изменениях в его поведении и физиологии.

   Изобразив раздражение, я поинтересовался, почему подопытный под действием препаратов. Ассистент окончательно растерялся и только развёл руками. Это меня и спасло. Дрогнувшая было уверенность расправила во мне крылья и черпая слова из инструкции я заставил перевести своего подопытного в отдельную камеру, чтобы завтра заняться наблюдением в обычных условиях.

   Выходя из лаборатории, я чувствовал на себе тяжёлый взгляд Миши, но старался не подать виду. Кто-то мне рассказывал, что камеры чувствительны к всплескам эмоций и тут же отобразят это на экранах охраны. На всякий случай я не снимал маску до самого выхода из коридора. Вроде как забыл в порыве раздражительности. А я был не столько раздражён, сколько взбешён и подавлен. Время я оттянул, но что мне делать дальше?

   Посты охраны, автоматические двери, сенсоры. Даже если я введу Мише препарат замедляющий все ритмы жизнедеятельности и скажу, что он погиб, его тело кремируют, а не выбросят на свалку или захоронят на городском кладбище. Даже пыль, собранная в вентиляционной системе, никогда не попадёт за пределы лаборатории.

   Что же делать?

   Этот вопрос мучил меня весь день. На обеде Алина заметила моё состояние и попыталась узнать, что же произошло. Я почти поддался её уговорам и, наверное, рассказал бы ей про Мишу всё, если бы к нам не подсел наш коллега. Судя по лицу она была явно раздосадована, а я почему-то решил, что чудом спасся.

   Уже дома, после долгой и мучительной прогулки с Алиной по вечерним улицам города, я понял, что меня насторожило. За последние годы несколько наших сотрудников однажды просто не вышли на работу. Вся информация о них была стёрта, как будто их и не существовало. Лично с ними я был не знаком, но подозревал, что им стало известно что-то, что должно было остаться никому неизвестным.

   Кто знает, может кто-то из них под видом обезображенного подопытного побывал и у меня на столе.

   Тем же вечером я понял, что без помощи мне не обойтись. В запасе у меня было максимум два дня. После чего, за мной либо придут, либо я начну эксперимент с Мишей. Моё странное поведение уже было снято на камеру и если произойдёт ещё одна странность, я точно окажусь в числе пропавших сотрудников.

   О том, что вместе с Мишей придётся исчезнуть и мне я понял в тот момент, когда решил, что спасу его. Это и стало причиной моих самых тяжёлых раздумий. Мы находились в центре закрытого города в самой неприступной лаборатории, которую только могли сделать на Земле. А мне предстояло вытащить отсюда друга и скрыться от преследования. Тут нужна была помощь не одного человека, а господа бога, чтобы мы хотя бы покинули стены лаборатории, не говоря уже о городе.

   Два часа ночи. Я безуспешно ворочался на кровати пытаясь заснуть. Решение о побеге было принято, но меня тревожил другой вопрос — довериться мне Алине или нет. А может довериться наполовину? Стоит ли рисковать её благополучием? Мы знакомы с ней не больше года, с чего вдруг ей рисковать своей жизнью ради меня? И уж тем более, ради подопытного? Если и довериться ей, то только частично, чтобы на неё не пало подозрение.

   Я перевернулся на другой бок и подумал о том, сколько терабайт видео снято о нас с ней. Как мы гуляем, обедаем и общаемся в лаборатории. Даже если она будет ни при чём её будут допрашивать и в конце концов исключат из проекта. Выходит, она в любом случае обречена. А значит, будет вынуждена мне помочь.

   Час от часу не легче.

   Пришлось принять успокоительное, чтобы хоть немного вздремнуть до утра.

   Не помогло.

   Я проснулся с головной болью и ощущением, что по мне всю ночь скакали маленькие слоники. Кофе и стимуляторы вернули меня в нормальное физическое состояние, но мозг по-прежнему был скован и не выдавал ничего, кроме: «Боже, я покойник».

   Наверное, поэтому мне и удалось без запинки рассказать о своих измышлениях Алине по дороге в лабораторию, пока мы не попали под наблюдение видеокамер. По мере того, как я говорил, лицо у неё превращалось в застывшую маску. Я не знал, как это воспринимать. Так некстати пришло понимание того, что она может прямо сейчас сдать меня охране и тем самым отвести от себя подозрение.

   Но она только шепнула мне у самых ворот, чтобы мы встретились на обеде и мы вошли в нашу крепость из которой невозможно было сбежать.

   Миша встретил меня слегка настороженно. Его организм очистили от препаратов и он мог адекватно воспринимать реальность. Я сделал ему знак, чтобы он не делал попыток сблизиться со мной или ещё как-то показать, что мы знакомы.

   По инструкции мне рекомендовалось провести сбор информации в свободной обстановке вне стен лаборатории и я этим воспользовался. Оформив пропуск, мы немного поплутали по закоулкам лаборатории и, наконец, вышли на территорию мини-парка. Мягкая трава, шелест деревьев и яркое синее небо. Будь у меня вертолёт, я смог бы эвакуировать нас отсюда прямо сейчас. Но у меня не было ни вертолёта, ни друга пилота, ни представления, как мы минуем заградительный барьер из истребителей, которые вылетят на перехват, едва в лаборатории включат тревогу.

   Пока мы прогуливались по дорожкам парка, я опасался сказать хоть слово. Любое дерево или куст могли оказаться первоклассным муляжом, а внутри скрыта записывающая аппаратура. Зато Мишу, казалось, это ничуть не заботило. Он с удовольствием шагал по траве и полной грудью вдыхал, наполненный ароматом трав воздух.

   Мне кажется он так и не понял, зачем его сюда привели. Его беспечность и слепое доверие мне, как единственному знакомому здесь лицу, ранили меня сильнее всего. Как я мог глядя ему в глаза сказать, что через день введу ему смертельную инъекцию, от которой он будет умирать не одну неделю? А если не я, то кто-то другой?

   Чёрт! Ну почему судьба решила испытать меня именно таким способом? Почему не сделала инвалидом или не убила, а поставила перед выбором, который и выбором-то толком не был? Идти против целого города-государства — само по себе самоубийство. Так я ещё и втянул в это Алину.

   Взглянув на часы, я чуть не поседел. Три часа пролетели как один миг. Я едва не опоздал на обед, пока возвращал Мишу в его камеру и бежал в столовую.

   Она была там. Одна. Без охранников. Значит, никому ничего не сказала. Или сказала и это западня? В любом случае мне уже нечего было терять. Я до того свыкся с мыслью, что нас поймают и убьют, что всякая надежда на будущее спасение стала для меня нонсенсом. И тем не менее Алина ждала меня и даже улыбалась.

   Там, где я пал духом она, казалось, наоборот воспряла. Её глаза блестели лихорадочным блеском и в двух словах она объяснила мне, как можно сбежать из лаборатории.

   Я не мог поверить своим ушам. Больше суток я бился над этой проблемой и ничего не придумал, а она за каких-то четыре часа продумала детальный план! Она, конечно, сказала, что план побега родился не за один день, и что она сама давно подозревала, что нет никакой лаборатории по производству подопытных, но почему-то я ей не верил.

   Кроме того, я даже стал её подозревать. Руководство лаборатории могло подговорить её и без лишнего шума сделать так, чтобы я сам пришёл в расставленную ими западню. И всё же её план был хорош. Самим атаковать охрану, а после выйти по их же пропускам — как я сам до такого не додумался?!

   На въездных воротах не было сканеров сетчатки глаза или отпечатков пальцев, только пропуск, который предъявляла охрана. И если мы подберём достаточно сильное снотворное, то у нас будет чуть больше восьми часов, прежде чем в лаборатории поднимут тревогу. А за это время мы сможем выбраться из города.

   Придётся, правда, избавиться от всех электронных вещей и сразу же поменять машину, но у нас с Алиной было отложено достаточно наличности, чтобы безбедно жить не один год.

   Казалось, план безупречен. И приступать к нему нужно было сегодня ночью. Мы часто оставались в лаборатории до утра, проводя важные эксперименты или просто, когда не было смысла возвращаться домой, поэтому решили поступить так и в этот раз.

   Алина запустила глубинный анализ и загрузила им большую часть сервера, я добавил к нему своих вычислений, после чего настал самый сложный момент — попытка усыпить охранника. Алине это сделать было проще. Предложит охраннику немного поразвлечься и он сам с радостью отключит камеры наблюдения. А вот мне соблазнить охранника нужно было по-другому.

   Я выбрал предложение отпраздновать со мной завершение проекта. Охранник клюнул. Отключив камеру наблюдения в лаборатории, мы быстро выпили заготовленный напиток. Я подхватил его оседающее на пол тело, переодел в свою одежду и уложил на кушетку лицом к стене. Так на камерах будет видно, что мнимый сотрудник лаборатории решил вздремнуть, пока я в форме охранника буду пробираться к выходу.

   Алина должна была проделать нечто подобное. Мы договорились встретиться на подземной стоянке, откуда можно было уехать на одной из служебных машин. Оставалось только надеяться на то, что многочисленная охрана не знает друг друга в лицо.

   Как оказалось — это была самая лёгкая часть плана. Никто не опасался нападения изнутри, вот и меры безопасности, отточенные при открытии лаборатории до совершенства, со временем где-то покрылись ржавчиной, а иногда и вовсе не исполнялись. Всё это мне рассказал Алина за обедом. Она же подсказала мне, как незаметно вызволить из камеры Мишу.

   Идя по начерченной Алиной схеме я добрался до пункта охраны, где за пультом управления сидел оператор. Он даже не взглянул в мою сторону, что упростило мою работу. Платок смоченный снотворным на лицо отправил его в мир снов, а я перепрограммировал камеры наблюдения, чтобы они транслировали на мониторы запись с прошлой ночи. Уложив охранника на стул так, как будто он сам заснул, я отключил сигнализацию и быстро выскользнул в коридор.

   Сменщик оператора мог прийти в любую минуту, а мне ещё нужно было преодолеть половину здания, чтобы вытащить Мишу из камеры.

   Как всегда без единого вопроса, он молча последовал за мной. Мы спустились на подземную стоянку и принялись ждать. В условленном месте Алины не было и я начал немного беспокоиться. В основном из-за того, не подставила ли она нас. Сейчас, вдвоём, мы могли спокойно проникнуть в служебный автомобиль и выехать из лаборатории без неё. Кто знает, что произойдёт через минуту. Может её даже поймали и сейчас искали нас с Мишей.

   Тысячи сомнений атаковали меня в один миг, когда спасение было вот оно. Протяни только руку и езжай на автомобиле на свободу.

   Но Алина появилась на площадке прежде, чем я дал фантазии полный ход.

   Мы забрались в один из трёх служебных фургонов. На охране я сказал, что объеду кругом территорию и нас пропустили без лишних слов. Доехав до ближайшего жилого микрорайона мы бросили машину на стоянке и тут открылась слабая часть нашего плана.

   Никто из нас раньше не угонял машину. Да и одежда охранников за пределами лаборатории бросалась в глаза. Я как-то не подумал, что мне придётся переодеваться, потому и оставил одежду там. Алина оказалась осмотрительней, но даже этого качества было недостаточно, чтобы отключить сигнализацию, вскрыть машину и запустить её без ключей.

   Единственное, что нас сейчас могло спасти, это беспечность местных жителей. Когда живёшь под куполом и круглосуточной охраной, иногда забываешь об элементарной предосторожности.

   Пробравшись в жилой массив, мы обошли один за другим пять домов, пока не нашли, что искали. Серенькая тойота седан оказалась открыта, ключи болтались в замке зажигания, а хозяин автомобиля, судя по всему, спал крепким сном. Алина села за руль, Миша пристроился на заднем сиденье, а я тихо вытолкал машину на дорогу, где ещё с полквартала толкал её назад, чтобы звук запускаемого двигателя не разбудил соседей.

   Всё складывалось на удивление хорошо. Только небо на востоке начинало светлеть, а значит, скоро улицы наводнят жители города, откроется побег из лаборатории, брошенный служебный фургон перед торговым центром и кража автомашины.

   Начиналась последняя, самая сложная стадия побега — нужно было незаметно покинуть город. Проблема состояла в том, что мы не знали точно, где заканчиваются его границы. На дорогах не стояло блокпостов с охраной, но весь город по периметру был окружён датчиками и видеорегистраторами. Если мы попадём под прицел одного из них, наши преследователи тут же будут знать, где нас искать.

   Украденная машина дала нам фору в несколько часов, но как только её найдут, круг поисков резко сузится.

   Мы отъехали на три километра от города и спрятали машину в ближайшем леске. Я скинул клемму аккумулятора, на тот случай, если машину попытаются найти по GPS. И мы вновь были на несколько часов впереди преследователей.

   Алина специально поехала не по главной, а по второстепенной дороге и даже немного поплутала по просёлочным, чтобы сбить преследователей со следа.

   Оказавшись в лесу, по крайней мере количество деревьев вокруг соответствовало названию, мы сели передохнуть. Солнце выглянуло из-за горизонта, только его лучи не показались мне такими же приветливыми, как два дня назад. День означал, что мы будем у преследователей как на ладони.

   Волнение и адреналин от ощущения погони, начали сходить на нет. Я почувствовал первые сигналы усталости и голода. Тут же открылась моя неуверенность в нашей авантюре — я не взял с собой ни еды, ни одежды, ни средств к выживанию. Алина же оказалась подготовленной и здесь.

   На мой резонный вопрос, как такое возможно, она только пожала плечами. Не только я заметил исчезновение из лаборатории сотрудников. Она просто решила подготовиться к побегу, как только почувствует, что от неё хотят избавиться.

   Такой ответ меня отчасти устроил. И всё же припрятанный рюкзак с едой, сменной одеждой и ножом меня насторожили. Даже если всё сказанное ею правда, за ней могли установить наблюдение, чтобы как только Алина исчезнет, знать, где её искать.

   Я поделился с ней своими опасениями. Она признала, что это может оказаться правдой, и добавила, что тогда нам нечего здесь рассиживаться и пора двигаться дальше.

   Что же касалось Миши, мне показалось, что он не совсем отдавал себе отчёт в какой опасности мы оказались. Возможно он ещё был накачан транквилизаторами или прошедшие годы так повлияли на него, вот только вёл он себя чересчур тихо и послушно не издавая ни единого звука. Меня бы на его месте разорвало от тысячи вопросов, начиная, какого чёрта здесь происходит, до какого чёрта мы вообще сейчас делаем?

   Да я сам себе не мог ответить на эти вопросы. Первоначально засевшая в голове мысль о спасении друга, который спас меня, постепенно выветрилась, столкнув меня с суровой реальностью — Миша не знал о грозящей ему опасности, а потому не мог оценить масштаб проделанной для него работы. Но я тут же одёрнул себя. Старался-то я не ради его благодарности, а чтобы избавить его от мучительной смерти.

   Казалось, Миша вот-вот уже готов заговорить, но нам предстоял длинный путь и мы двинулись, как только Алина сориентировалась на местности. Я же, подобно моему другу, лишь послушно следовал за ней.

   Через два часа мы устроили привал.

   Миша отправился исследовать местность вокруг нас, а мы с Алиной, смогли поговорить. Точнее Алина решила ответить на мучающий меня вопрос: «Зачем она это делает».

   Ни ради меня, ни ради славы или праздного любопытства. Она просто решила это сделать. Мучившие её долгое время подозрения о происхождении подопытных, наконец, вылились в конкретное действие. Вот только что делать дальше, она не представляла.

   Открылась финальная и, как оказалось, самая слабая часть плана. У нас получилось сбежать из неприступной крепости внутри крепости, а куда бежать дальше, мы не знали. За несколько лет мы до того привыкли к окружающим нас стенам, что не могли себе представить жизнь вне их границ. Тем не менее мы находились в глубине леса, вдали от цивилизации и нам предстояло прожить здесь остаток жизни.

   Насколько я помнил (а в последнее время память о внешнем мире стала меня сильно подводить) во всех городах были сканеры и видеорегистраторы. Окажись мы в мало-мальски крупном городке и нас тут же выследят и поймают.

   По моему задумчивому виду, Алина догадалась о гложущих меня сомнениях. Ей тоже казалось странным, что её воспоминания о внешнем мире базируются на знаниях о городе. Так мы потихоньку выяснили, что не помним абсолютно ничего из того, что с нами происходило за пределами города.

   Я неосознанно посмотрел на Мишу. Он всё бродил вокруг лагеря, внимательно разглядывая деревья и кусты, касался их, задирал голову и двигался дальше. Мгновение спустя я заметил, что и Алина внимательно за ним следит.

   Неужели когда-то и мы побывали на операционном столе? Внезапная догадка поразила меня в самое сердце. Я попросил Алину вспомнить, не происходило ли с ней чего-то похожего на землетрясение, как в моём случае. Может она помнит, как падала в самолёте или тонула на морском лайнере. Любая катастрофа из которой теоретически она не могла выбраться. Но кроме автокатастрофы, в которой она чудом выжила, Алина ничего не могла вспомнить.

   У меня разболелась голова. Попытки вернуться в памяти в прошлое, постоянно натыкались на стену. Я бы и про Мишу ничего не вспомнил, если бы не увидел его у себя на столе. Как будто что-то мешало мне увидеть то, что произошло со мной до того, как я попал в город. Алина тоже морщилась и растирала пальцами виски.

   Тогда я предложил ей раздеться. Сначала она удивлённо посмотрела на меня, затем поймала ход моих мыслей и начала быстро скидывать с себя одежду. Я за ней не отставал. Минута и мы стояли обнажённые внимательно разглядывая друг друга.

   Это было странно. Целый год мы провели как верные любовники, встречаясь каждый день, но у нас ни разу не возникло мысли заняться сексом. И теперь было ясно почему. То, что мешало нам узнать своё прошлое, удерживало нас от того, чтобы мы видели другого человека без одежды. Мои собственные воспоминания о своём отражении в зеркале после ванной тщательно изменялись.

   На груди у Алины был шрам. Он начинался как раз в том месте, где воротник блузки скрывал его и заканчивался на животе. По её словам у меня был такой же. Мы оба одновременно посмотрели на себя и не увидели то, что заметили друг у друга.

   Похоже, что легенда о лаборатории производящей подопытных родилась на более страшной правде.

   Подойдя друг к другу мы провели рукой по шрамам. На секунду, когда мы касались их и следили за руками друг друга, шрамы проступали на нас сиреневой полосой и тут же исчезали за слоем нарастающей кожи.

   Идея о вживлённых в нас чипах пришла нам в голову одновременно. Сначала я исследовал её тело, затем она моё. Под кожей и волосами мы ничего не нашли. Как и возбуждения друг от друга. Его просто не было. Признаться, я даже не помнил на что оно было похоже. Понятие о плотском влечении оказалось для меня термином из книги, а не тем, что испытывает мужчина к женщине, когда касается её обнажённого тела.

   Миша закончил осмотр территории и подошёл к нам. Он заинтересованно смотрел на нас пытаясь сообразить, что же мы задумали. А мы не могли ответить ему на этот вопрос.

   На секунду наш побег, спасение Миши, наше будущее вне города, — всё стало для меня бессмысленным. Мир вокруг меня разлетелся на мелкие осколки. Странный вопрос: «Кто я?» и отсутствующий на него ответ привели меня... К смятению. Ни к ярости, ни к отчаянию. Как робот, у которого не хватает алгоритма, чтобы решить новую задачу, я бился головой о стену, надеясь найти выход, повторяя одно и то же действие.

   Алина выглядела не лучше.

   Странное дело. Когда мы смотрели на себя или друг на друга мы не испытывали никаких эмоций, а когда рядом с нами оказался Миша, у нас обоих в груди что-то зародилось. Какое-то скрытое от нашего понимая чувство. Отблеск эмоции, которая и стала спусковым крючком для побега.

   До встречи с ним мы вели себя последовательно, действуя по один раз заведённой программе, но стоило нам оказаться рядом с ним, как в нас зародилось это странное чувство. Я пока не мог понять его или дать ему название, но то, что это было чувство, не было никакого сомнения. Оно помешало мне хладнокровно убить Мишу, оно же заставило убедить Алину в правильности наших действий. Оно же толкало нас двигаться дальше.

   Ни в тот, ни на следующий день, мы так и не смогли ответить на вставшие перед нами вопросы. Кто мы? Что с нами произошло? Возникая у нас в голове, вопросы распадались на отдельные части, глухо оседали где-то в закоулках разума, теряя свой звук и всякий смысл. Мы двигались вперёд, подталкиваемые единственным желанием — спасти Мишу. Для чего или от кого у нас давно уже выветрилось из головы. Это просто надо было сделать и точка.

   Через три дня мы заметили, что можем обходиться без еды, чего не мог делать Миша. Когда у нас закончились припасы, он всё чаще останавливался возле каких-то растений или грибов, поедая их в сыром виде. Мы же продолжали идти вслед за ним, не теряя сил.

   На пятый день, когда Миша ушёл на поиски еды, а мы расположились на ночлег, я рискнул поговорить об этом с Алиной. Она тоже считала, что долго так продолжаться не может. То, что мы не чувствовали слабости ещё ни о чём не говорило. Энергия не могла в нас браться из ниоткуда, где-то был её источник и рано или поздно он иссякнет.

   Кроме того, мы сбились с пути. Я заметил это на четвёртый день нашего путешествия, но решил никому не говорить. Алина заметила это ещё раньше и до этой минуты так же хранила молчание. Один лишь Миша точно знал куда идти и мы беспрекословно следовали за ним.

   А всё ли произошло так, как мы это помнили? То, что мы спасли Мишу из лаборатории, было неоспоримо. Но моё ли это было решение? А землетрясение? До того момента, как я увидел подопытного, то есть Мишу на лабораторном столе я ни разу об этом не вспоминал.

   Что-то странное творилось с нашим сознанием и памятью. Можно было, конечно, всё списать на усталость и отсутствие еды, если бы мы хотели есть. Кроме того, этой ночью мы не смогли заснуть. Миша вернулся ближе к ночи, устроился между нами и тут же заснул. Мы же с Алиной лежали, чувствуя тепло его тела, и смотрели на звёзды.

   Первым заговорил я. Сначала шёпотом, чтобы не разбудить Мишу, затем, когда он и ухом не повёл, в полный голос. Мы были в пути уже неделю и никто не отправился за нами в погоню. За прошедшее время с нами произошли разительные перемены: из памяти улетучивались остатки воспоминаний о прошлом, исчезли физиологические потребности и даже наши имена остались с нами как бессмысленный набор звуков. Как будто мы начинали терять человечность.

   У Алины память оказалась покрепче моей. Она припомнила, что по утрам и вечерам у неё вошло в привычку смотреть телевизор. Глупые сериалы, документальные фильмы, — всё подряд о жизни людей. И когда она это сказала, нас обоих осенило. Все чувства и потребности были в нас вложены телевизионными программами, которые шли только в пределах нашего города. И как только мы утратили с ними связь, все запрограммированные в нас действия потеряли всякий смысл.

   Осторожно, чтобы не разбудить Мишу, мы встали друг перед другом и скинули одежду. Ночной холод коснулся нашей кожи, оставив нас равнодушными к нему.

   На этот раз нас интересовал наш пол. Сначала я осмотрел её и тщательно исследовал руками, затем она меня. Если верить тому, что мы обнаружили, то мы оказались одного пола. Или точнее бесполыми. Мы приняли это как данность, оделись и вновь легли рядом с Мишей.

   Не знаю почему, но возле него мы чувствовали себя спокойней. Стоило нам остаться без него и в мыслях начинала царить сумятица, а когда он был рядом, всё вставало на свои места. Мы должны были оберегать его, пока он не окажется в безопасности. Что будет после — до этого мои мысли никак не могли добраться. Я пытался заставить себя подумать об этом, но мысли, словно волны, натыкались на неприступный скалистый берег и отступали обратно.

   На девятый день нашего путешествия по лесу, который теперь казался нам бескрайним, Миша заболел. Точнее он что-то съел и теперь мучился животом. Нам приходилось останавливаться через каждые десять минут и ждать, пока он опорожнит кишечник. Мы физически ощущая его слабость.

   Глядя на Алину я понял, что её уже ничто не волнует. Похоже, что она сдалась. Или её сознание окончательно утратило индивидуальность. Она беспрекословно подчинялась сигналам Миши и за последние два дня не произнесла ни слова. Я был в похожем состоянии, но в голове продолжали крутиться мысли — что же дальше?

   А дальше уже поджидало нас в середине следующего дня.

   Мы вышли из леса. Яркое солнце светило высоко над головой, бескрайнее поле, с росшей на нём пшеницей или рожью, раскинулось перед нами насколько хватало глаз. И прямо посреди него стоял город. Если бы не поле, я бы решил, что мы сделали огромный крюк по лесу и вернулись туда, откуда начали своё путешествие. Но это был другой город, как две капли воды похожий на наш.

   Несмотря на слабость после несварения, Миша приободрился и, припадая на правую ногу, быстрым шагом поспешил к городу. Мы послушными тенями двинулись за ним.

   В двухстах метрах от ворот нас остановил чей-то оклик. Миша встал как вкопанный и мы последовали его примеру.

   Впервые я услышал, как он говорит. Голос у него оказался хриплый, а звуки, вылетающие из его рта, больше походили на щелчки и посвисты. Он отчаянно жестикулировал и щёлкал всё громче, пока в ответ ему не ответили теми же звуками.

   Обернувшись к нам, Миша улыбнулся. Лицо его изменилось до неузнаваемости, приобретя странные наросты в районе рта, напоминающие жвала у насекомых. Он явно увеличился в размерах, а по бокам у него образовалась дополнительная пара рук. Одежда на его спине вспучилась и лопнула по швам.

   Прежде чем мы успели отреагировать на его изменение, он откусил Алине голову. С его изменившимися размерами это было несложно. Подходя ко мне, он как будто чуть-чуть помедлил, вроде сомневаясь, стоит ли поступать со мной так же, как с ней. А я только и успел подумать, что Миша — это моё имя, а не того существа, что стояло передо мной.

   И уже после меня окутала темнота.

   

Сергей Лукиянов © 2016


Обсудить на форуме


2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.