ПРОЕКТЫ     КМТ  

КМТ

Фантастика 2006

Олег Костенко © 2006

Сказка о Змее

    Потом, став взрослым, Горыныч любил вспоминать эту историю. Они случилась, когда он был ещё совсем маленьким, ведь с той минуты, когда змеёныш вылупился из яйца, тогда прошло всего четыреста лет, а для змеев это совсем мало. Правда некоторые считают, будто он повторяется, но мы с вами слушаем эту историю в первый раз, и я склонен полагать, что рассказ многих заинтересует.
   
    Жил Горыныч тогда вместе с родителями в уютной и просторной берлоге. Отец его змей Тугарин был личностью в округе весьма известной. Участвовал в знаменитом сражении под Китежградом с китайскими драконами, и проявил себя там весьма геройски. Его даже хотели выбрать старостой над всеми окрестными змеями, но старый Тугарин отказался, опасаясь бумажной волокиты.
   
    Мать, змея Скоропея, была змеихой домовитой: всё по берлоге хлопотала. Жили в достатке — столы у них всегда ломились: и пироги из улиток, и паштет из жаб, и даже напиток из серы с ртутью приготовленный. Хотя ртуть по тем временам была очень, очень не дёшева.
   
    Короче родители у малыша были, что надо. Маленький Горыныч очень хотел походить на них, но вот беда — длинны он в ту пору был маленькой: всего четыре локтя. Это конечно очень неплохо для человека, но совсем мало для змея. Наверное, потому рос Горыныч храбрым и отчаянным, хотел показать, что ничем не хуже он рослых товарищей.
   
    И вот как-то раз говорит ему мать:
   
    — Ты уже взрослый мой змееныш, можешь летать один. Но только не залетай далеко, не то можешь встретить богатыря, ты ведь знаешь какие они кровожадные.
   
    — Не сбивайте малыша с толку, — сказал гостивший у них чёрт Филимон, — рыцари существа мифические, продукт народного фольклора, в реальности их нет.
   
    — Ах, сосед, — обиделась Скоропея, — вы же мне всю воспитательную работу испортили.
   
    — Дети должны воспитываться по науке, а не на бабушкиных сказках, — проворчал Филимон. — Если богатыри и существовали когда-нибудь, в чём я лично очень сомневаюсь, то нынче давно уже вымерли.
   
    Тут Горыныч их и оставил. Выбрался он из берлоги, уселся у входа и стал думать, куда же ему отправиться. На север посмотрит: там горы видны высокие — интересно змеёнышу, на юг — там говорят, море синие плещется, тоже интересно, а если на запад или восток полететь, то леса тёмные дремучие.
   
    Думает змееныш, думает никак выбрать не может. Тут как раз и ветер подул.
   
    — Ну, хорошо, — думает Горыныч, — полечу по ветру, лететь легче будет.
   
    И полетел наш змееныш на восток. Не то, что бы под самыми тучами летел, молод был ещё и плохо обучен, но вполне высоко.
   
    Хорошо бы рыцаря увидеть, — думает Горыня, — жаль только, сказки всё это, людей не бывает, про то всякий знает. Долго ли, коротко ли летел змеёныш, залетел он в края далёкие, где ни разу не летал. Устал. Уселся на дерево и ждёт когда ветер перемениться, дабы против него лететь не пришлось. Из дома его дней на пять отпускали, так, что время было.
   
    Вдруг смотрит — идёт внизу зверь не зверь, птица не птица, а что-то уж совсем не понятное: длинное и о четырёх отростках, двое снизу, а двое по бокам.
   
    Вгляделся Горыныч, да чуть с дерева не свалился: шёл под деревом человек. Тот самый, про которого все говорят, будто его нет.
   
    Не бывает, — думает змееныш, и скорее с дерева слетел, что б познакомиться. Человек его увидел — встал как вкопанный.
   
    — Не может быть, — шепчет.
   
    Потом повернулся, да, как припустит назад.
   
    Чего это он, однако, — думает Горыня, — какой-то не вежливый, мог бы поздороваться, по крайней мере.
   
    Вообще-то он человека мог легко догнать по воздуху. Но зачем тот ему — такой невоспитанный?
   
    Лучше другого поискать, — решил змееныш, в сказках всегда говорилось, что люди обычно живут целыми стаями.
   
    Горыныч раскрыл крылья и поднялся вверх, на этот раз не высоко, так как осматривал землю. Из-за деревьев местность разглядеть трудно было, и Горыныч опасался, не пропустит ли он человека, тем более что его поиски по началу бесплодны были. Но вот, наконец, увидел он полянку, а на полянке множество охапок стволов древесных, с верху каждая соломой покрыта. В сказках говорилось, будто именно в таких холмах деревянных люди живут, предпочитая их даже берлогам уютным.
   
    Тут из изб народ посыпал, все в небо смотрят. Это они из-за меня обрадовался Горыня. И ну давай в небе восьмёрке выписывать, высший пилотаж показывать. По правде еже ли, то не всё у него складно получалось, так один раз едва не сорвался он в штопор, когда бочку делал, но уж мёртвая петля на славу вышла: Горыныч едва свой хвост не поймал и от удовольствия огонь выпустил. Хотя знал: воспитанным змеям, так себя вести не полагается, а в сухое время года в особенности.
   
    Когда он огонь выпустил, люди из деревни прочь побежали.
   
    Наверное, им там лучше видно, — думает Горыня, и такой вираж заложил, что не под силу ни одному лётчику, будь он хоть ассом, тем более что тогда их и не было.
   
    После этого решил Горыныч, что надо познакомиться, опустился поодаль. Тут из группы какой-то старичок вышел, подошёл к змеёнышу, поклонился вежливо и спрашивает улыбаясь:
   
    — Сколько вашему величеству девушек надобно?
   
    — Зачем мне девушки? — удивился Горыня.
   
    От удивления он даже выпустил на старика струю дыма. Тот закашлялся, но улыбался по-прежнему.
   
    — А золота у нас вовсе нет, ваше величество, — говорит старичок, а сам весь затрясся почему-то.
   
    — У меня тоже нет, — удивился Горыня ещё более.
   
    Тут старичок пятиться начал, покуда до своих не добрался, а там сообщил, что желает змей плату непомерную, которую им вовек не собрать. После чего люди все врассыпную кинулись.
   
    Странные они какие-то, — размышлял змеёныш, махая крыльями, — наверно дикие не прирученные. Надо других найти, может, повезёт более.
   
   
   
    Надо сказать, что царство, куда ненароком залетел змеёныш, называлось Полифонией, сам он того конечно не ведывал, и правил там царь Ипполит — монарх самодержный.
   
    Цари — они разные бывают: есть цари полководцы великие, есть цари политики искусные, наш же был коллекционером безудержным, коллекционировал редкости. Если какая редкость в мире имеется, во дворце Ипполита она точно сыщется. Окна там из стекла заморского, древесина баобабовая, а стулья китайские. И кругом эксперты, эксперты чужеземные, каких ни при одном дворе больше не найдёшь. Был эксперт по талому снегу, был эксперт по лунному свету, даже по драконам был эксперт.
   
    Против последнего особенно возражал первый министр. Он утверждал, что поскольку драконов в природе нет, то и эксперт по ним не надобен. Но только царь на уговоры те не поддался, рассудив, что коли драконов, нет, то и эксперты по ним редки до крайности. А редкости Ипполит всегда при себе иметь предпочитал.
   
    Вот как-то раз докладывает Ипполиту первый министр:
   
    — Беда, государь. На окраине царства змея видели. Деревню разорил, хотел выкупа непомерного, теперь сюда направляется.
   
    — Гм, — говорит царь, — у меня сейчас голова болит, пожалуйста, зайди через часик.
   
    Ипполит, как и все монархи, был подозрителен, больно уж хорошо помнилось ему предыдущие высказывание министра о драконах. Не иначе, как затеял министр интригу хитрую. Вот через час заходит первый министр, а царь уже ждёт, и при нём по допросам эксперты. Ипполит всегда предпочитал на специалистов полагаться.
   
    — Так, — произнёс Ипполит зловещим голосом. Когда он так говорил при помещении королевской тюрьмы, то все узники полагали, что на амнистию надеяться нечего. — Приступайте ребята.
   
    Эксперты по допросам рукава засучили. Специалистами они надо признать превосходными были. В ближайшие полчаса волю первого министра трижды сломали. В первый раз с применением воздействия физического, второй раз путём обработки психологической, и в третий раз с помощью гипноза. Но все старания их результата никакого не дали.
   
    — Мда, — пробормотал царь. В голову ему ужасная мысль пришла: не состоят ли и эксперты в заговоре.
   
    — На первый второй рассчитайся, — велел он специалистам.
   
    А когда те команду исполнили, распорядился:
   
    — Пусть первые допросят вторых на предмет государственной измены. А еже ли толку не добьются, то вторые допросят первых по тому же вопросу.
   
    И пока эксперты были заняты, размышлял довольный: теперь первые будут работать усердно, дабы и с ними такого не сделали, а вторые будут усердны, потому, что отомстить захотят. Он был очень коварен, царь Ипполит, им царям без этого нельзя.
   
    Но коварство царское результата тоже не дало.
   
    Царь посмотрел на первого министра с удивлением: послушай, дружок, неужели ты действительно веришь во всю эту чушь про змея?
   
    — Так точно, ваше царское величество, — первый министр ответствует, — многие люди видели сего гада.
   
    После допроса он почему-то дрожал дрожью мелкою, но царь на то внимания обратить по началу не соизволил.
   
    — Галлюцинации то были.
   
    Многие видели.
   
    — Ну, значит массовые галлюцинации, — сказал царь с досадой, — догадаться не можешь. А чего это ты так дрожишь, али нервишки испортились? Ничего у меня эксперт по нервной системе, как раз имеется.
   
    — Спасибо, ваше царское величество, — говорит первый министр, с интонациями непонятными, но иноземных специалистов с меня на сегодня довольно.
   
    — Ну, как знаешь, — говорит Ипполит, и плечами пожал, этак по царски, что, мол, за человек такой не образованный.
   
    Тут взгляд монарший на окно упал: смотрит, а на дворцовой башне змей сидит. Горыня только, что прибыл и теперь, ощутив усталость, отдохнуть присел.
   
    Протёр Ипполит свои очи царские, нет, не мерещиться.
   
    — Эй, слуги, — приказывает, — принесите сюда мою любимую фотокамеру. Да, вот ещё, объявите, что-то, что на стене сидит, есть на самом деле факт не существующий, а ежели кто за реальность признает, то головы не сносить.
   
    Вот значит, Ипполит на змея камеру навёл, снимок сделал, его потом в музей поместили: ибо собственноручно монархом снят, и проявить велел. Сам на трон уселся, результатов дожидается. Он ведь как смекнул: кали пред ними галлюцинация, то значит, на снимке её не будет.
   
    Принесли снимок. Смотрит на него Ипполит, а на снимке ясно змей виден.
   
    Тут царь пробормотал, что-то о миражах и оптических эффектах. Но змей на стене пасть раскрыл, и язык красный высунул. Тогда подступило к царю сомнение: мираж-то он конечно мираж, да только натурально больно уж смотрится.
   
    Тут Ипполит себя по короне царственной дланью хлопнул:
   
    — Чего же это я думаю?! у нас же эксперт по драконам как раз иметься.
   
    И слугам распоряжение отдал:
   
    — А ну доставить сюда по драконам эксперта. Не зря ж ему жалование плотят, да половину ещё и в заморской валюте.
   
    Доставили к нему эксперта, из самого глубокого дворцового подвала извлекли. Он смутьян царского указа ослушался, змея миражём считать отказался.
   
    Молвит царь:
   
    — Знаю я, Многосил, над тобой при дворе все смеются, говорят, будто ты дракона в глаза не видел, ну да теперь ты над ними потешишься. Змей конечно не дракон, но всё равно родственники. Ступай, да сразись.
   
    — Но, ваше царское величество, — Многосил ответствует, — этот змей больно маленький: с ним сражаться только квалификацию терять. Подыскали б зверя поболее.
   
    — Ты пока тем, что есть, довольствуйся, — в ответ грозно царь наш нахмурился. Иди Многосил, не мешкай.
   
    — Не пойду, лучше смерть, чем потеря престижа.
   
    — Пойдёшь, куда ты у меня денешься?
   
    — Нет.
   
    — Ах, так!
   
    Тут примолкли придворные: бояре с дворянами, ожидая, что царь крикнет: «Эй, стража». Однако царь другое крикнуть изволил:
   
    — Эй, бухгалтер! Ну-ка, высчитай с него всё жалование уплаченное, всё до последнего грошика, или чем мы ему там платили.
   
    Услыхав повеленье жестокое, побледнел Многосил.
   
    А царь спрашивает, да с ехидцею:
   
    — Ну, как, может, одумался?
   
    Воля твоя, царь батюшка, — говорит Многосил, — иду змея бить.
   
    — Да не бить, башка твоя баранья, — Ипполит совсем разгневался, — живым брать, живым.
   
    И пояснил успокоившись:
   
    — Ни у кого из монархов окрестных ручных змеев нет, а у меня будет, всем царям соседним на зависть.
   
    Хотел, было, эксперт по драконам возразить, что-то, но остерёгся, ибо увидел, как царь ведомостью бухгалтерской помахивает, а в графах той ведомости вся зарплата Многосила проставлена.
   
    — Дайте ему там из арсенала, что сам выберет, распорядился царь.
   
    Ну и жестокий монарх мне попался, — размышлял Многосил, снаряженье, примеривая, нет, что бы палача позвать, как-то у самодержца любого принято: тут всё ж есть надежда на амнистию, так он жалование собрался высчитывать. Ну, кто такое вытерпит? Тиран он, ей богу Тиран. Ну да еж ли жив останусь, потребую у него премию.
   
    Наконец Многосил снаряженье надел, меч-кладенец в правую руку взял, и на бой вызывать змея отправился.
   
    Вот только вблизи показался ему змей несколько больше чем издали.
   
    Всё, — Многосил думает, — сейчас проглотит меня тварь адская и косточек не выплюнет.
   
    Всё, — Горыня между тем думал, — сейчас убьет меня богатырь булавой железной и голову в своё жилище повесит. Эх, Филимон, Филимон, наболтал ты мне, что богатырей не бывает, а я крылья — то и развесил. Тебя бы сюда.
   
    Но тут змеёныш наш успокоился, ибо вспомнил, что раз крылья имеет, то завсегда улететь сможет, и сам стал на богатыря смотреть не без интереса.
   
    А Многосил между тем стену мерил шагами, ломая голову над сложным вопросом: как ни жалования, ни этой самой головы не лишиться. На окно царское он даже не глядел: боялся вновь узреть ведомость бухгалтерскую.
   
    А в Горыне взыграла отвага отцовская, это очень легко храбрым быть, зная, что всегда улететь сумеешь. Снялся он со стены и перед богатырём опустился. Ожидая, когда тот его на бой вызовет. Но молчал богатырь. От его молчания не по себе стало змеёнышу.
   
    На нервах играет, — думает. — Ну, мы ещё глянем кто кого.
   
    И тоже на богатыря уставился. Так они довольно долго сидели. Горыня от жары язык высунул, а Многосилу казалось, будто враг его облизывается, выбирая кусочек послаще.
   
    Тут богатырь наш не выдержал.
   
    — Слушай, — говорит, — кончай измываться, чего тебе надобно?
   
    — Надобно мне свой род не посрамить поражением, — так Горыня ответствует.
   
    Эту формулу он в какой-то сказке слышал, где благородный змей злого богатыря на бой вызывал.
   
    — Да, — протянул Многосил, — мне тоже проиграть не хочется.
   
    После чего вновь замолчали. Каждый решил, что противник до последнего драться будет.
   
    Горыныч спросил, на всякий случай:
   
    — Отчего, скажи богатырь, твой род всегда моему враждебен? Зачем змеев взрослых убиваете, да змеёнышей малых убиваете конями жуткими.
   
    От вопроса такого впал Многосил в замешательство.
   
    — Испокон веков было так принято. Вы же сами первые начинаете, чёрт его знает зачем.
   
    Изумился Горыня не менее.
   
    — Никогда не начинаем мы первыми, всё от богатырей защищаемся. Чёрт же здесь ни при чём. Он вообще утверждает, будто вы в реальной жизни отсутствуете.
   
    Может, не врёт, — Многосил подумал, — тогда шанс у меня иметься.
   
    После поинтересовался:
   
    — Еже ли вы такие мирные, то чего ж ты меня на бой вызвал, зачем деревню разорил и людей пугаешь в городе?
   
    У Горыни от удивления даже пасть раскрылась:
   
    — А разве не ты первый вызвал, — Многосила вопрошает. — Я ж никого пугать не собирался. А с деревней вашей случилось странное: прилетел я к ним познакомиться, а они в рассыпную кинулись.
   
    Тут витязь наш приободрился совсем.
   
    — Ладно, будем то считать недоразумением. Но, как быть с поединком-то? Раз уж вышли, отступать нам не следует, иль упадёт позор на наши головы.
   
    Сам он, впрочем, о зарплате лишь думал.
   
    — Нда, — говорит змеёныш, — положение у нас безысходное.
   
    Но припомнились ему уроки логики: ведь отсутствие победы вовсе не означает проигрыша.
   
    — Слушай, давай на ничью согласимся, — богатырю предлагает, — обоим хорошо!
   
    — А это идея, — Многосил обрадовался.
   
    Царь, правда, хотел его живым иметь, — размышляет, — ну да он лишь о редкостях думает. Ипполит и одной чешуйкой утешиться.
   
    — Хорошо, но давай, в знак сражения, чем-нибудь мы с тобой обменяемся. Ты мне чешуйку уступишь, я ж тебе шлем подарю.
   
    Услыхав, Горыня обрадовался: будет, чем хвастаться дома — думает.
   
    С предложением он согласился не мешкая. Меж собою они обменялись. Горыныч улетел тотчас, он и так уж опаздывал. А Многосил в царские апартаменты вернулся.
   
    — Сам видишь, царь-батюшка, не посмело со мной сразиться чудовище. Сбежало позорно, лишь чешуйку оставило. Говорил я — слишком мелко оно.
   
    И чешуйку Ипполиту протягивает.
   
    Царь сперва был разгневан тем, что боя не было и змей не пойман, оказался, но после успокоился, чешуйку отправил в кунсткамеру и даже выписал Многосилу премию. Правда, на намёк о повышении жалования сказал, что это уж слишком.
   
    А Горыня домой прилетел.
   
    — Папа, мама, — кричит, — я с богатырём бился! Целый день сражались, наконец, я его испепелил, пепел по ветру развеял, только вот это осталось...
   
    И в доказательство шлем протягивает.
   
    — Так, — отец сказал грозно, — мало того, что ты целую неделю пропадал где-то, так ты ещё нас обмануть каким-то горшком пытаешься. Ну, я тебе покажу.
   
    И действительно показал. Но не будет об этом, тут дети.

Олег Костенко © 2006


Обсудить на форуме


2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.