|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Владимир Яценко © 2006 Изнанка мира На этот раз догнало во сне. Прилив был страшен. Клим Гордин, едва сдерживая рвоту, скатился с кровати и на четвереньках, не рискуя подняться на ноги, двинулся к туалету. Не успел. Стошнило перед дверью, когда чтобы нащупать ручку ему пришлось немного приподнять голову.
«На ковёр, — обречённо подумал Клим. — Фиолетовый ворс. Ручная работа. Тайка убьёт».
Потом стало не до Тайки. Звон в ушах прошёл все стадии: от бубенчиков конской упряжи до большого церковного колокола, и в ритме сильных, пронизывающих тело ударов, Клима начало выгибать затылком к пояснице. Больно. Ладони потяжелели. Будто пятаки в кулаке. Или рыболовные грузила. Вот только весом с полцентнера. Давят подлые, будто гвозди сквозь кожу, раздирая мышцы, раскалывая кость...
Укола он не почувствовал. Таисия ввела релаксант решительно и умело. Ещё бы — медсестра с десятилетним стажем. Потом он сидел в ванной, давясь и харкаясь едкой желчью и кровью, неудержимо льющейся из носа. Алые ниточки змеились в потоке воды и исчезали в тёмном отверстии слива. Таисия отхаживала его холодным душем, и Гордину становилось легче. Но окончательно он пришёл в себя уже на кухне, горбясь под пледом над чашкой горячего чая, а она ползала с тряпкой в коридоре, убирая следы его приступа.
— Ну, как? — спросила она, заметив, что он чуть выпрямился и поставил чашку на стол.
— Брось, — просипел Клим. — Я сам уберу.
— Всё в порядке, — заверила Таисия. — Ничего не останется...
«Я останусь, — подумал Клим. — И моё уродство со мной».
Он осторожно потрогал нос, покачал головой и вновь взял чашку с чаем. Таисия хлопнула дверью туалета. Было слышно, как она споласкивает тряпку, моет руки. Потом загудела сушилка.
— Ты только не бери в голову, — сказала Таис, проходя на кухню. Она сделала свой любимый кофе с молоком и добавила. — Ешь малину, тебе нужно больше глюкозы.
«Чёрта с два! — спокойно подумал Клим, разглядывая блюдце с розовым в жёлтых точечках семян вареньем. — Никто не знает, чего мне нужно».
— Ещё есть время поспать, — сказал он. — Утром на работу.
— На работу? — фыркнула она. — У тебя пенсия выше, чем оклад у нашего главврача, а ты горшки за больными выносишь!
— Мужчине должно при деле быть, — пожал плечами Клим и охнул, — острая боль прострелила мышцы шеи.
— Это скоро пройдёт, — утешила Таисия, вставая. Она уверенными движениями несколько минут растирала ему затылок. Потом дала ему тонизирующие пилюли и вернулась на своё место. — В следующий раз сразу буди...
«Я вылечусь, — пообещал он себе, глотая таблетки. — Я вылечусь и вернусь к звёздам».
— Знаешь, Тайка, — сказал он. — Ты иди. В самом деле. Я разбужу тебя за полчаса до дежурства...
— За час... — она капризно надула губы. — Или за полтора? Как думаешь, нам часа хватит? А может... зачем откладывать?
Он встал из-за стола, поправил на плечах плед и подал ей руку, помогая подняться со стула. Таисия охотно прижалась к нему, но поцеловать в губы не позволила, отвернулась, подставила щеку. Клим отстранился, по-хозяйски похлопал жену по упругим чуть приподнятым ягодицам, едва прикрытым прозрачными трусиками, и отправил её спать.
Уборка много времени не заняла, и вскоре он сидел за включённым ноутом, расположившись тут же, на кухне. Первым делом занёс в дневник сегодняшнюю дату и время приступа. Потом запустил диспетчер графиков, и минуты полторы разглядывал диаграмму, на которой уже год отмечал яркими оранжевыми точками дни своих приступов. Четырнадцать точек... ну и что? Жить можно!
Наконец, вошёл в сеть. Монитор в соответствии с приоритетом на первой странице развернул карту гравитационных аномалий скопления Эридана недельной давности. Он подтвердил своё имя паролем и отправил сообщение: «Оракул — пользователям. Гравиразлом Эридана. На дату сообщения три часа ночи». В том, что ошибки нет, он не сомневался.
Сообщение о катаклизме из системы Эридана доберётся до Земли не раньше, чем за неделю. Его опережение официальных сообщений может кому-то спасти жизнь.
«Не нужно быть гением, чтобы видеть эту связь, — подумал Клим. — По графику этих разломов и живу. От припадка к припадку, от аномалии к аномалии. Сами события происходят чёрт знает где, а я их воспринимаю мгновенно! И ни спрятаться, ни защититься»...
Он подключился к базе данных Госпиталя, нашёл сводку Блока В-62 и вывел на экран состояние больных восемнадцатой палаты за последние сутки. Шесть из семи! «Норма, норма, остаточные явления отсутствуют... — читал результаты тестов Клим. — Норма... эдак они завтра-послезавтра на выписку попадут!»
— Так. Теперь лечащий врач...
Пальцы привычно легли на клавиатуру. На самом деле почти вся информация хранилась под грифом «Для Служебного Пользования», реже «Секретно». С более высокими уровнями Клим ещё ни разу не сталкивался, а для первых двух имелись коды доступа, которые, к слову сказать, ежемесячно «съедали» у него треть пенсии.
— Глухов Олег Константинович, — прочитал Клим вслух сообщение экрана. — Приятно познакомиться...
— Ты что-то сказал, милый? — крикнула из спальни Таисия.
— Это я так, — ответил Клим. — Сам с собой... спи, давай!
С экрана монитора на него смотрел приветливый, уже немолодой человек, с пышными усами и гладким, лысым черепом. У Глухова были тёмно-коричневые, почти чёрные глаза, которые, казалось, заглядывали в самую душу.
— Гипнотизёр чёртов, — пробормотал Клим.
Он просмотрел содержимое учётной карточки: стаж работы, послужной список, оклад, режим дня. Столовался Олег Константинович, как правило, в «Рыбнице», постоянных сотрапезников не имел, отдавал предпочтение речной рыбе, картофелю и капусте. Из алкоголя — только вино, пил мало, только белое, сухое...
— Ну-ну...
Уже в базе данных ресторана Клим уточнил, за каким столом Глухов будет обедать сегодня, и занёс в карту посетителей себя на тот же стол и время. Он уже набрал директиву компьютеру ресторана, чтобы к ним никого не подсаживали, когда почувствовал нежное дыхание у себя на шее. Тёплые руки обхватили его плечи.
— Милый, что-то не спится. Ты бы не мог мне помочь... Климчик! — Тайка рассмотрела содержимое экрана. — Ты заказал нам стол в ресторане? А что мы будем праздновать?
— Разумеется, — Клим невозмутимо добавил к списку обедающих её имя. — Годовщина всё-таки...
— Точно! — она была поражена. — Мы уже год здесь! Ну, пойдём, милый, — она потянула его в спальню. — Твоей Тайке пора растаять в твоих объятиях. Уверена, на ближайший час ты забудешь обо всём на свете...
И она не ошиблась. Как всегда...
***
— Нет, в самом деле, мы раньше не встречались?
— Не думаю, — скучающим голосом ответил Клим. Таисия хихикнула и заговорщицки толкнула его под столом ногой.
Сборы жены, как обычно, привели к опозданию на десять минут. Но раздражения Гордин не чувствовал: он был готов заплатить несравнимо больше, за удовольствие видеть Таисию рядом. Клим для разминки заказал салат и бутылку какого-то вина древнего разлива с непроизносимым названием, зато по незабываемой цене. Свет был приглушён, до ближайшего столика метров пять, полупустой зал, уютно, спокойно. На круглом подиуме в такт тихой музыке танцевало несколько пар...
— Хотя ничего удивительного, — на Асклине почти две тысячи человек... Ну, а вас, дорогая, я точно видел, — Глухов, не отрываясь от супа, умудрился галантно кивнуть Таисии.
— Ещё бы, — усмехнулась она. — Как мимо пятой процедурной по утрам проноситесь, так и здороваемся.
— Точно, — он даже ложку отложил; было видно, как ему неловко. — Извините, ради Бога. Суета... только что я вам говорю? Вы ведь наши беды и так знаете... изнутри. Олег, — представился Глухов. — Лучше позже, чем никогда.
— Таисия.
— Клим.
— Клим? — переспросил Глухов. — Клим Гордин? Герой космолётчик?
— Герой? — подзадорила его Таисия.
— Разумеется, дорогая моя, — удивился Глухов. — Вы не знаете? Двадцать часов на гравитационной волне в обычном космосе! В одном скафандре! Гордин по расстоянию один пролетел больше, чем налетало всё человечество вместе взятое с первых шагов в космосе до наших дней! Вы — Гордин?! С ума сойти!
— Думаю, что это всё-таки необязательно, — вежливо откликнулся Клим. — Тем более что вам тоже есть, чем гордиться, доктор...
Глухов на секунду опешил, с минуту что-то разглядывал у себя в тарелке с остывающим супом, поправил усы, потом спросил:
— О чём это вы?
— Блок В-62, палата 18. Вот-вот выпишете шестерых, не так ли?
Глухов отставил в сторону полупустую тарелку, пододвинул к себе блюдо с отварной рыбой и тушёной капустой, но есть не стал, замер, покусывая губы.
— Это, знаете ли, закрытая информация, — как-то нерешительно сказал он. — У вас будут неприятности.
— И что вы мне сделаете? — поинтересовался Клим. — Вы ешьте, доктор. Если у вас и рыба остынет, я не прощу себе, что испортил вам обед...
— Что вам нужно?
— Странный вопрос, — усмехнулся Клим. — Здоровье, конечно. Этих шестерых вылечили. Возьмите меня...
— Это невозможно, — сказал, как отрубил Глухов.
Внешне он совершенно успокоился. Принялся за еду, неторопливо выуживая из рыбы кости.
— Почему?
Но вместо ответа Глухов обратился к Таисии:
— А какова ваша роль в этой... — он замялся, подыскивая слово. — Истории?
— Я его жена, — спокойно сказала Тая. — И, конечно, во всём поддерживаю своего мужа.
— Но вы же наша, с Асклина?
— Нет. Мы с мужем прибыли вместе....
— Вот оно как... — Глухов бросил вилку и оставил рыбу в покое. — Последовали, значит, за мужем. Но если вы работаете в системе, как получилось, что вам не объяснили...
— Отчего же, — перебила его Таисия. — Объяснили.
— И вы решили не огорчать мужа?
— Клим не спрашивал.
— Минуточку, — заволновался Гордин. — О чём это вы? Таис?
— Нет-нет, уважаемая, позвольте мне...
Глухов вытер руки салфеткой и чуть пригубил вина.
— Вы, молодой человек, и вправду безнадёжно испортили мне обед. Но из уважения к вашему героическому прошлому, я всё-таки потрачу немного времени и объясню вам, что здесь у нас происходит.
Клим попытался что-то сказать, но врач жестом руки остановил его:
— Вы незаконно получили доступ к базе данных Госпиталя, потом спланировали и организовали нашу встречу. Вы — настойчивы, смелы и решительны. Ради Бога! Пришло время познакомиться вам с результатом своего труда. Но что из этого выйдет: вы поимеете какой-то результат, или результат поимеет вас, это уже ваши проблемы. Не перебивайте меня!
Последняя фраза прозвучала чересчур громко. Лёгкий гомон обеденного зала стих. На них обратили внимание.
Гордин долил вина в бокалы: себе и Таисии, и жестом предложил Глухову, — тот отрицательно качнул головой.
— Я не имею никакого отношения к выздоровлению палаты 18, — яростным шёпотом заявил Глухов. — И никто к их выздоровлению отношения не имеет. Как вы думаете, где вы находитесь?
Опасаясь новой вспышки гнева, Клим молчал.
— Можете отвечать, — внезапно успокаиваясь, разрешил Глухов. Он даже взял вилку. — И вообще... даже забавно...
— Мы находимся на Асклине, — ответил Клим. — Карантинный астероид, внутри которого содержатся космачи, подхватившие заразу в космосе.
— Неплохо, — кивнул врач. — Продолжайте.
— Земля этих людей никогда не примет. Больные, инвалиды и пенсионеры оставлены здесь на дожитие. На астероиде все удобства: искусственное тяготение, микроклимат, жизненное пространство... — Клим на мгновение умолк, потом, пожав плечами, закончил. — Больных, поступивших на лечение, — лечат; излеченных сортируют по остаточным дефектам и расселяют по резервациям здесь же, на Асклине.
— Угу, — кивнул Глухов, доедая рыбу. — Несколько уточнений. Первое, на Асклине нет лечащих врачей. Мы все — наблюдатели. Второе, в истории Асклина нет ни одного случая позитивной терапии; у нас нет ни одного излеченного больного. И если вы «листаете» наши базы данных, вам это должно быть известно. Третье, описывая Асклин, вы забыли упомянуть о нулевом этаже, — Глухов указательный палец направил в потолок. — Между нашим небом и космосом находится ещё один уровень, толщиной около полуметра. И если кто-то, по умыслу или неведению, потревожит эту оболочку, изнанку Асклина... Если кто-то попытается пробиться к космосу мимо Блок-Поста, мы все превратимся в плазму...
— Асклин заминирован?
— А вы как думали? И вахта Блок-Поста — наши заложники. И техники... попробуйте на их глазах хоть пальцем ковырнуть потолок первого уровня! И это правильно, Гордин. Мы — опасны. Но чтобы понять степень нашей угрозы для человечества, нужно немного разбираться в астропатологии. Сколько вы у нас?
— Год.
— Новичок, — заключил Глухов. — Зелен, бодр... вы никогда не улетите отсюда, Гордин. Припоминаю историю болезни. Припадки, кажется?
Клим кивнул.
— Точно, — Глухов щёлкнул пальцами. — Припадки в такте с гравитационным прибоем какой-то звёздной системы...
— Эридан, — подсказал Клим.
— Наверное, — легкомысленно согласился Глухов. — Так вот, Гордин, даже если Господь Бог при вашей жизни разнесёт систему Эридана в пыль, вам всё равно с Асклина не выбраться!
— Это почему же?
— Потому что это риск. Современная медицина не знает, чем переболели наши условно здоровые. Рецидив всегда возможен. Всегда есть риск передачи симптомов другим людям. Зачем рисковать пандемией, если есть возможность похоронить проблему на Асклине. Понимаете?
— Не очень...
— Тогда выражусь яснее, — пожал плечами Глухов, переходя к десерту. — Земля заплатила Асклину за ваше пожизненное обслуживание, чтобы исключить возможность распространения вероятной заразы в обеих плоскостях. Это как захоронение ядерных отходов...
— Плоскостях?
— Вы и этого не знаете? — Глухов презрительно скривился. — У жены своей спросите... потом...
— Ну, а вы-то как здесь оказались? — спросил Гордин. — Вы не похожи на врача, пожертвовавшего своим будущим. Вы не похожи на фанатика...
— Фанатиком быть не трудно, — очень серьёзно ответил Глухов. — Если твой фанатизм достойно оплачивается.
— Но зачем вам здесь деньги?
— Здесь, — сделав ударение на слове, ответил Глухов, — деньги никому не нужны. Но там, в настоящем мире, этими деньгами у меня есть кому распоряжаться. И хватит об этом! У вас свои проблемы — у меня свои...
Врач отодвинул недоеденное мороженое и приступил к кофе.
— Давайте заканчивать этот бесполезный разговор, Гордин, — сказал он. — На Асклине вам никто не поможет. А выбраться отсюда вы никогда не сможете.
— Но те шестеро как-то вылечились.
— В астропатологии нет понятия болезни. Есть совокупность симптомов неадекватных характеристике здорового человека никогда не покидавшего Земли. Исчезновение «чужих» симптомов, признаков или свойств не означает выздоравливание. Так же как их наличие — болезнь.
— Ваша семантика мне безразлична, — не совсем вежливо заявил Клим. — У них исчезли симптомы. То, что причины этого события неизвестны, не означает, что этих причин нет.
— То, что вы докопаетесь до причин, не будет означать, что вы излечитесь, — сказал Глухов, вставая из-за стола. — То, что помогло им, вряд ли поможет вам. И в любом случае, помните: вам с Асклина не выбраться. Ни больным, ни здоровым. Вы обеспеченный человек, у вас красивая жена, которая ради вас...
— Я бы всё-таки разделил эти две проблемы, — чуть повысив голос, перебил его Клим. — Лечение — это одно; исход с Асклина — другое. Присядьте, Олег Константинович. Вы говорите на понятном мне языке. Мы можем договориться...
— О чём? — неприветливо осведомился Глухов, всё ещё стоя.
— На самом деле наши проблемы пересекаются. Вы здесь ради денег? Отлично. У вас есть возможность повысить эффективность своей работы, сотрудничая со мной. Скажем, на пятьдесят процентов...
Глухов присел, но дружелюбия в его голосе не прибавилось:
— Гордин, вы ничего не поняли. Сколько бы вы мне не заплатили, я не смогу вам помочь.
— А я хотел бы рискнуть, — невозмутимо заметил Клим. — В обмен на сотрудничество предлагаю половину вашего месячного оклада. Идёт?
Глухов с минуту недоверчиво смотрел Климу прямо в глаза.
— Не нужно меня гипнотизировать, Глухов, — насмешливо прервал молчание Гордин. — На меня эти штучки не действуют.
Врач перевёл взгляд на Таисию.
— Вы же медик, — обратился он к ней. — Объясните своему мужу, что это деньги, выброшенные на ветер...
— Нет уж, Олег Константинович, — решительно прервала его Таисия. — Мой муж всё и всегда делает правильно. Объясняйте сами...
— Как вы это себе представляете, Гордин?
— Во-первых, положите меня в палату 18 к выздоравливающим...
— Глеб... — заметил врач.
— Что вы сказали?
— Того, кто остался, зовут Глеб Леднёв, — сухо уточнил Глухов. — Остальных завтра выписываем.
— Во-вторых, мне будет нужен доступ к историям болезни...
— Будто у вас его нет...
— Есть, — пожал плечами Клим. Шея отозвалась болью, но он не подал вида. — Только пароли меняются каждый месяц. Зачем платить два раза? Раз уж мы сотрудничаем, то и коды доступа к базе данных я бы хотел получать от вас.
— Всё?
— Пока да, а там посмотрим.
Глухов пятернёй правой руки нежно погладил свою лысину и посмотрел в сторону танцующих. Клим скорее почувствовал, чем услышал, как перевела дыхание Таисия.
— Да, чуть не забыл, — встрепенулся Гордин. — Таисию следует перевести в мой корпус, В-62...
— Конечно, конечно, — пробормотал Глухов. Потом, по-видимому, приняв решение, уверенным голосом продолжил: — Ну, что ж. Денег, разумеется, я никаких не возьму. В вашей программе никакого вреда не вижу. Приходите в любое время, молодой человек, будем лечиться. Всего хорошего...
Он решительно поднялся и, всё также ладонью оглаживая лысину, двинулся между столами к выходу.
— До свидания, — вслед ему подала голос Таис.
Клим опустил голову. Ему было стыдно.
— Прости меня, Тайка. Я как-то не подумал... я не знал...
— О чём ты, милый?
— Ты перечеркнула свою жизнь. Приехала в этот тупик со мной.
— Глупый, — промурлыкала она. — Жизнь там, где ты. Не вижу никакого тупика. У нас всё получится...
Они ещё какое-то время сидели и молчали. Официанты убрали за Глуховым использованную посуду и разложили на скатерти чистые приборы. Прошло ещё минут пять, а Гордин всё не знал, что сказать.
— Мы выберемся отсюда, Тайка, — прошептал на ухо жене Клим, — что-нибудь придумаем...
— А что это за люди, Клим? Те, больные...
— Экипаж крейсера «Витязь». Не все, конечно. Те, кто уцелел. Нашумевшая история. Лет пять назад. Или шесть? Они изучали распространение электромагнитных волн в подпространстве. Прыгали от звезды к звезде, оставляя за собой ядерные заряды. Проводили измерения; испытывали новое оборудование... ну, и допрыгались. Момент выхода крейсера из подпространства совпал с взрывом термоядерного заряда. Электромагнитный импульс так скрутил возникающую в нашей вселенной массу крейсера, что на выходе из звездолёта получился фарш. Я видел фотографии — жуткое зрелище. Да, чтоб не забыть, что это он говорил о плоскостях заражения?..
— Это просто, милый. Эпидемия может распространяться по горизонтали, уничтожая нынешнюю популяцию, а может отправиться в будущее, разрушая генофонд...
— Кто-то из нас стерилен?
— Мы оба, милый, и навсегда.
Гордин почувствовал гнев.
— Мне это не нравится.
— Ещё бы!
— Но ведь должны были спросить?
— Спрашивали. Уходя в космос, ты подписал договор социального страхования. Один из пунктов этого договора содержит перечень условий, при наступлении которых ты стерилизуешься автоматически. Так общество страхуется от генетических издержек космических программ. Когда я выходила за тебя замуж, я поставила подпись о своём согласии с условиями этого договора.
— Ты так мечтала о ребёнке...
— А ты нет?
Клим опять почувствовал стыд. «Я слишком много думал о звёздах, — подумал он. — А теперь у меня никогда не будет сына».
Клим вздохнул. Теперь он завидовал чужому благородству.
«Почему же «чужому»? — подумал Гордин. — Это моя жена. Эх! Мне бы только шанс... я ни за что не упустил бы возможности ответить ей тем же!».
— Что делать будем, милый?
— Закажем что-нибудь дорогое и вкусное, а потом потанцуем...
***
Первая неделя пролетела впустую, если, конечно, не считать отчёта астрофизического Лунного центра об очередном гравиразломе в системе Эридана. АФЦ отдельной благодарностью отметил сообщение Оракула, которое на неделю опередило официальные сообщения. Жертв и разрушений нет.
Ну, и хорошо...
Леднёв из своей комнаты в общий холл выходил только во время приёма пищи, где им накрывали на стол, и когда следовал в процедурную на тесты или терапию.
Гордин, напротив, в свою комнату возвращался только на ночь. Целыми днями он сидел в холле, расположив компьютер на бильярдном столе, погрузившись в мир графиков, цифр и отчётов. Обилие документов, — десятков тысяч результатов тестов и анализов, по большей части перегруженных непонятными терминами, — в первые дни смутило его, но вскоре он втянулся. Тем более что задача была простой и ясной: в списке тестов найти нечто, что однозначно отличало бы Леднёва от его выписавшихся коллег; а в списке процедур найти такую, от которой Леднёв каким-то образом уклонился.
Всякий раз, когда Глеб появлялся в холле, Клим, не скрывая своего интереса, рассматривал золотистое сияние, окутывающее его фигуру. Наружная поверхность сияния не была гладкой — из облака жёлто-красного света вырастали фиолетовые язычки-щупальца, которые, будто тронутые ветром, некоторое время покачивались взад-вперёд, потом опадали, растворялись, чтобы дать жизнь другим щупальцам, вырастающим рядом, но уже на новом месте.
Сияние вокруг фигуры Леднёва можно было сравнить с пламенем костра, но при не малых размерах в этом свечении не было ничего угрожающего. Так... светится себе и всё тут. Мало ли у людей какое горе...
С самим Леднёвым, окутанным сияющим маревом, тоже было явно что-то не в порядке: временами казалось, что сквозь его тело просвечиваются обстановка и предметы, чего, конечно же, быть не могло. Тем не менее, потерпевших с «Витязя» называли «призраками», — наверное, так казалось не одному Гордину.
На обеды всегда приходила Таисия. Обедали втроём. Говорили мало. Так, «здрасьте-досвидания», да «приятного аппетита». На свечение Леднёва Таис внимания не обращала; с Климом марево вокруг Глеба не обсуждала, и Гордин почему-то был особенно благодарен жене за эту очевидную тактичность.
Часто Таисия оставалась у Клима на ночь. В таких случаях на следующий день они вместе завтракали.
Ещё неделю спустя Клим почувствовал, что выдыхается: исследование базы данных Блока В-62 ничего не проясняло. Симптоматика тоже ничего нового не дала: в палате № 18 лежали так называемые «передатчики». Все больные излучали электромагнитные волны в различных диапазонах. Физикой этого процесса занимались много, понимали в чём тут дело — мало. В том смысле, что ничего не понимали. Тысячи записей — результатов анализов, никак не проясняли это явление. Глаза уставали от обилия отчётов о понятных, малопонятных, а то и вовсе загадочных экспериментах. В какой-то момент Климу стало ясно, почему на одного больного на Асклине приходится почти три десятка обслуживающего персонала...
На двадцатые сутки, вечером, от Глухова он услышал поразительную новость.
Против обыкновения врач зашёл к ним в палату с обходом не утром, как обычно, а вечером, под конец дня. Как всегда немного рассеянно Глухов кивнул Климу и прошёл в комнату к Леднёву. Через полчаса он вышел, взял около обеденного стола стул и подсел к Климу.
— Палата номер 20, — сообщил Глухов. — Из пяти — все пять выздоровели.
— Это «механики»? — уточнил Гордин.
— «Механики», — кивнул Глухов. — Уже вторую неделю нулевая симптоматика: механизмы в палате и на тестах в лабораториях работают безупречно. Никакого намагничивания или деформации деталей...
Но разговор не получился: светильник над бильярдным столом оказался слишком близко к голове Глухова, и Гордин вздрогнул, — темя врача было покрыто плотной чёрной щетиной!
Глухов перехватил взгляд Клима, ладонью провёл у себя по голове, извинился и чуть ли не бегом покинул комнату.
— Но ведь он был лыс! — не удержавшись, вслух, воскликнул Гордин. — Лыс!
Потом пришла Тайка. Они, как обычно, тут же перешли в свою комнату. Клим помог жене принять ванну и долго с удовольствием сушил феном ей волосы.
На утро завтракали.
Таисия светилась от счастья. Клим любовался женой и был горд собой. Леднёв, как обычно, смотрел в тарелку и равнодушно принимал пищу; глухой и безучастный ко всему, что его окружало.
Таисия позавтракала первой, чмокнула мужа в щеку и, пожелав мужчинам удачного дня, ускакала на дежурство. Глеб даже не кивнул в ответ, и это, против обыкновения, почему-то задело Клима.
— Может, сыграем, сосед? — спросил он Леднёва, кивнув в сторону бильярдного стола.
Леднёв с удивлением взглянул на Клима, потом посмотрел на бильярд. Движение язычков-щупальцев на его мареве заметно замедлилось.
— В бильярд? — уточнил Леднёв низким, чуть хрипловатым голосом.
— А что такого? — обрадовавшись неожиданному контакту, делано удивился Клим. — Почему нет?
Они подошли к столу. Клим быстро освободил сукно от компьютера, а Глеб достал из шкафа два кия, мел, треугольник и коробку с шарами.
Когда всё было готово, Глеб кивнул Гордину, чтобы тот разбил шары. Климу было всё равно. В бильярд он играл третий или четвёртый раз в жизни, и никакой другой цели, кроме как попытаться наладить общение с Леднёвым, у него не было.
Ему удалось попасть в первый шар пирамиды, и удар получился достаточно сильным, чтобы шары разлетелись в разные стороны. Вот только ни один из них не попал в лузу. Но на это Клим и вовсе не наделся.
Глеб молча обошёл несколько раз стол. Остановился, приложил кисть руки к столу и прицелился кием в один из шаров. Руки у Леднёва были жилистыми, загорелыми и без всякого намёка на прозрачность. Гордин присмотрелся к сосредоточенному Леднёву и убедился, что тот или от природы смугл, или регулярно посещает солярий.
А потом Леднёв за три минуты разогнал пятнадцать шаров по лузам, положил кий на стол и, ни слова не говоря, ушёл к себе в комнату.
— Вот и поиграли... — пробормотал себе под нос Клим.
Он взял со стола последний шар, подбросил его несколько раз в воздух и покачал головой. Он не был даже любителем. В этой области он не смог бы отличить профессионализм от чуда. Гордин собрал шары, спрятал их вместе с киями и треугольником в шкаф, вернул на место ноутбук и задумался. Выходило, Глухов не солгал. Но это значило лишь то, что и в самом деле искать там, где все искали, не следовало.
— Сперва предмет ищем там, где он может быть, — проговорил вслух Гордин. — И, если не найдём, будем искать там, где его быть не может...
Он вызвал личное дело Леднёва и убедился в том, что пристрастие Глеба к бильярду прошло мимо внимания его кураторов. Тогда он заглянул в судовой журнал «Витязя», где были отмечены спортивные соревнования, — настольный теннис, шахматы, шашки, борьба... бильярд. Есть такой. Вот только о победах Леднёва в этом виде спорта — ни слова!
Тогда Клим вернулся к личному делу. Командные виды игр. Волейбол, баскетбол... Понятно. Компанейский такой товарищ, склонный к общению, кино, вино, дискотека... Женщины? Ещё десять минут работы и Клим хмыкнул: не дон Жуан, конечно, но темперамент выше среднего...
Гордин обратился к базе данных Блока В-62. Нет. В солярии за все пять лет своего пребывания на Асклине Леднёв не был. Папа-мама... обычная русская семья, корни теряются две сотни лет назад в Новгородской губернии...
Клим почувствовал страх.
Его сосед по больничной койке не мог быть Леднёвым!
А что если все они, вернувшиеся, не те, за кого себя выдают? Нелюди! Воспользовались провалившимся экспериментом, чтобы внедриться в человеческую расу...
Меры, которыми обеспечивался карантин Асклина, как-то сразу перестали вызывать протест и раздражение.
— Вот это да! — проговорил вслух Гордин.
***
Обед проходил в привычном режиме: Тайка щебетала, рассказывая о каких-то событиях на её дежурстве. Клим делал вид, что ему интересно, а сам исподтишка разглядывал сияние Леднёва. Сам Глеб, как обычно, ел с невозмутимой размеренностью автомата: без слов, без чувств, без эмоций. Даже желваки на заметно выступающих скулах катались в такт движению челюстей размеренно и ритмично.
— Мы с Глебом сыграли в бильярд, — перебил Таисию Клим.
— Вот как? — изумилась Тайка. — И как?
Она посмотрела на Леднёва, но тот никак не отреагировал.
— Он меня, как Тузик шапку, — засмеялся Клим. — Но обещал научить!
Глеб перестал жевать и посмотрел на Клима.
— Правда? — улыбнулась Таисия. — Здорово. А то вы, Глеб, всё молчите. Знаете, даже немного не по себе...
Клим почувствовал в руке вилку. Странное какое-то чувство. Он же держал вилку и раньше. Но теперь, вот, вдруг её почувствовал. Гордин строго посмотрел на руку, и понял, что его насторожило: вилка весила килограмм десять, не меньше! Другая рука потяжелела с той же стремительностью. Его выбросило из-за стола. Боли от удара о поверхность пола он не почувствовал; барабанные перепонки едва выдерживали накаты набата, который всё набирал и набирал силу.
Далеко-далеко, за сотни световых лет от Солнца, набирал силу гравитационный шторм, и под его натиском расходилась-распускалась ткань пространства. И край этого разрыва опять бил Гордина «под дых», терзал нервы, рвал в клочья сердце...
Но что-то изменилось.
Клим вдруг осознал, что не умирает. На этот раз боль была терпимой, вполне сносной и в чём-то даже приятной! Он нашёл силы оглядеться: система Эридана! Звёздный мешок, заполненный под самую завязку облаком водорода. Полторы сотни звёзд растягивают облако, каждая на себя, а оно, в тщетной попытке вырваться, раскинуло свои рукава на десятки световых лет в каждом из направлений. Одеяло пространства трещит и рвётся от этой борьбы. Краткие мгновения затишья скоротечны — достаточно ничтожной флуктуации, чтобы хрупкое равновесие нарушилось, и вновь началось перераспределение масс. Гравитационные возмущения вихрями подстёгивают пространство. И вот — очередной смерч, вырвавшись из клетки, несётся прочь, унося за собой всё, что имело несчастье оказаться у него на пути. Такой смерч однажды подхватил Гордина, за несколько часов прокатил его до края Галактики и бумерангом вернул почти к точке старта, извратив, искалечив его человеческую природу. Навсегда сломав ему судьбу. И только триангуляционные станции безучастно фиксировали его движение, скорость которого невозможно было описать никакой физической моделью, однажды выдуманной человечеством.
Где-то в другой Вселенной кричит Тайка.
Зачем кричать? Всё, вроде бы, хорошо. Страшновато, не без этого, но жизни ничего не угрожает, и боли точно нет...
Чернота вокруг засеребрилась. Сначала на фоне звёзд проявились контуры светильника над столом, потом и сам стол. Потом звёзды исчезли. Он лежал на полу. Ласковые, нежные руки Таисии гладили его лицо, ерошили волосы. Чьи-то сильные руки подняли с пола и уложили на тележку. Повезли.
— Вот дураки, — проговорил Клим вслух. — Куда вы меня везёте?
Движение не замедлилось.
— Да остановитесь же, — сказал Клим и попытался сесть.
Не тут-то было, он оказался спеленат и прикручен к каталке.
— Милый, — над ним склонилось лицо Таисии. — Мы везём тебя на тестирование. У тебя был приступ. Ты же в стационаре. Ты забыл. Тут так положено...
***
Он вернулся в свою палату только поздно вечером.
У Таисии было ночное дежурство, придёт под самое утро. Была возможность выспаться и о многом подумать. Но, едва ступив на порог холла, Клим понял, что список сюрпризов сегодняшнего дня ещё не исчерпан: в кресле напротив телевизора сидел Глеб.
Едва Клим закрыл за собой дверь, Глеб выключил телевизор, но темноты не было, — сияние, ровное, без язычков-щупальцев, гладко и плотно охватывающее его фигуру, давало достаточное освещение, чтобы легко ориентироваться в комнате.
— Почему не спишь? — спросил Клим.
— Тебя жду, — спокойно ответил Глеб и кивнул в сторону ближайшего к нему кресла. — Присаживайся.
— Можно я не буду включать свет? — спросил Клим, усаживаясь на предложенное место. — Занятно на твою иллюминацию смотреть.
— Только никому не говори, что видишь, — предупредил Леднёв. — Повесят ещё один симптом, и пойдёшь по новому кругу анализов и тестов.
— Ты имеешь в виду, что этой твоей штуки никто не видит?
— Мы теряем время, — сказал Леднёв. — Я пришёл сказать, а не говорить...
— Ты «пришёл», — заинтересовался Клим. — А тот парень, что на процедуры ходит? Двойник, что ли?
Леднёв скривился:
— Гордин! Ты будешь слушать или нет? Впрочем, — его лицо прояснилось, — о псевдоподах я тоже хотел рассказать. Нет, это не двойник, — это я. Точнее десятая доля меня.
— Как это?
— Представь, что можешь перемещаться в пространстве мгновенно. Сам. Без приспособлений и механизмов.
— И что?
— Тогда, после нескольких лет скитаний, у тебя останутся несколько мест, где бы ты хотел быть одновременно. Твои перемещения будут напоминать циклическое сканирование излюбленных мест. Ты будешь во всех этих местах одновременно, Разумеется, с понижением эффективности восприятия во столько раз, сколь мало ты пытаешься быть в каком-то конкретном месте.
— И Асклин, такое излюбленное место?
— Необходимое.
— А-а! Процедуры...
— Прекрати паясничать, — возмутился Глеб. — Если мы снимем свои псевдоподии, от Асклина через секунду даже пыли не останется!
Гордин почувствовал неловкость. И в самом деле, как-то всё серьёзно складывалось.
— И ты сейчас находишься в десяти разных местах?
— Нет. Эта беседа слишком важна для безопасности всех. Поэтому сейчас я нахожусь здесь и только здесь, на Асклине. Но и обычно, как правило, я разливаюсь по двум-трём местам, не больше.
— Ты же сказал «десятая часть»?..
— А разве доли бывают только равными? — удивился Глеб. — Обычно, я сканирую Асклин с частотой одна десятая секунды в секунду. Нас называют «призраками», не забыл?
Клим молчал.
— Вижу, доходит, — удовлетворённо подытожил Глеб. — Сиди и слушай. Мы порвали пространство. Мы видели, что там, под этими лоскутами. Ты тоже это видел. Просто разум так запрограммирован, что не может впустить в сознание факты, несовместимые с представлениями об окружающем мире. Как думаешь, где мы находимся?
Борясь с сильнейшим приступом «дежа вю» (ведь совсем недавно кто-то спросил о том же и теми же словами!!!), Клим огляделся:
— На астероиде мы...
— Нет, я имею ввиду вообще... глобально.
— Космос, — чуть хрипло сказал Клим.
— А космос где?
— Ты обещал что-то сказать, а не разговаривать, — сварливо ответил Гордин. — Вот и говори.
— Больше припадков не будет, — неожиданно пообещал Леднёв.
— А что такое? Инопланетяне разнесли в пыль систему Эридана?
— Никаких инопланетян не существует, — спокойно ответил Леднёв. — Уж можешь мне поверить. Одни мы здесь...
— Здесь?
— В космосе, — уточнил Глеб. — Но речь не о мифах, а о тебе. Ты выскочил из формата Вселенной. Теперь ты — вне местной математики. Всех волнует, что ты будешь делать?
— А что такое?
— Да всё тоже, — он пожал плечами. — Если тупо исчезнешь отсюда, уйдёшь по своим делам, этот мир погибнет.
— Я понимаю, — сказал Клим. — Асклину конец.
— Правильно, — кивнул Глеб. — Посему, когда начнёшь эксперименты с перемещениями, будь осторожен. Собственно, я и пришёл, чтобы предупредить тебя об этом. В каждом помещении — датчики, они «передают» тебя друг другу при твоём движении из комнаты в комнату. Не пытайся «прыгать» внутри Асклина, если они зафиксируют твоё исчезновение в одной комнате и появление в другой — всем конец. Не пытайся сканировать внутри Асклина, если они обнаружат двух Гординых в разных помещениях — всем конец. Не пытайся «прыгать» наружу Асклина...
— Если я отсюда исчезну — всем конец, — подхватил Клим.
— Верно, — улыбнулся Леднёв. — Молодец. Но и не только это. По неопытности ты можешь «прыгнуть» в точку пространства, физическая среда которой несовместима с жизнью. Погибнешь быстрее, чем сообразишь, что делать дальше. Поэтому, пока не наловчишься, ограничивайся только наружным сканированием. Причём, для начала бери доли поменьше — сотую секунды за секунду там, остальное — здесь. С такой частотой можно на Луне солнечные ванны принимать; или, даже, поглядеть, что на Солнце делается...
— А я-то думаю, откуда у тебя загар?..
— Не отвлекайся! — строго сказал Леднёв. — Спокойно всё обдумай, и не торопись что-то предпринимать, ладно?
— Ладно.
— Вот и хорошо. Да, кстати, как потребуется моё внимание, просто скажи псевдоподии «Глеб Леднёв», я буду...
— Ещё вопрос, — попросил Гордин. — Последний...
— Давай, — согласился Глеб. — Да не вибрируй. Этих вопросов ещё будет — миллион. И я никуда не денусь. Как позовёшь, приду.
— Мы — люди?
Леднёв внимательно посмотрел на Клима и кивнул:
— Хороший вопрос, Гордин. Мне нравится. И знаешь что? Лучшим определителем человечности была и остаётся женщина. Пока твоя жена считает тебя человеком, ты и есть человек. Но как только у неё возникнут сомнения, — берегись. Впрочем, чтобы стать нелюдью, в космос выходить не обязательно...
— Мне кажется, что ты ушёл от ответа.
— Вот как? Тогда по-другому: мы — люди, потому что нас интересует судьба других людей. Мы — люди, потому что, будучи свободными, признаём наличие рамок, ограничивающих нашу свободу, и не нарушаем их.
— Каких «рамок»? — заволновался Клим. — Про «рамки» ты ничего не говорил. Я тоже не хочу за «рамки»...
— Сегодня для тебя только одно условие, очень важное: не трогай занавес! Это единственное ограничение. Ты скоро поймёшь. Возможно, через минуту, после того, как я уйду. Поверь, у нас было время «полазить» и по звёздам и по галактикам. Самое интересное, как оказалось, — здесь и всюду. Здесь, сейчас, дома, под носом. И я ещё раз тебе скажу: главное — не трогай занавес!
— Почему?
— Как думаешь, что произойдёт, если ты с отвёрткой появишься на первом уровне?
— Ха! Прибегут насмерть перепуганные люди в синих халатах. Они немножко покричат, отвёртку отберут, а начнёшь выделываться, могут и побить.
— Замечательно. А теперь предположим, что они не успели до тебя добежать, и ты всё-таки пробился к нулевому уровню...
— Нет, — Гордин покачал головой. — О таком мне думать не хочется.
— Ещё представь, что у нас за нулевым уровнем. Подумай, зачем мы все здесь на Асклине?
— Карантин.
— Точно. И себе-то мы отдаём отчёт, что карантин обоснован, верно? И меры правильные...
— Но ведь есть излеченные!
— С каждым днём их будет больше, — пообещал Леднёв. — Скоро в Госпитале больных не будет. Мы вылечим всех. И тогда, лет через пять, Асклин откроют. Мы вернёмся к людям. У нас куча идей! Это будет тренировка. Если получится снять карантин с Асклина, можно будет попробовать снять карантин и с нашей Вселенной...
И он ушёл.
Над Леднёвым опять сияющей бахромой взвились язычки щупальцев, лицо окаменело, глаза потускнели.
Гордин склонился к нему и помахал перед его лицом рукой. Глеб поймал его за руку, отбросил в сторону и сказал:
— Не дури, Гордин. Всё. Спокойной ночи.
И ушёл в свою комнату.
***
Клим Гордин, оставаясь неподвижным в кресле палаты 18 блока В-62 космического Госпиталя «АСтроКЛИНика» сосредоточенно рассматривал складки пространства-времени у себя перед глазами. Циклическое колебание складки напоминало покачивание тяжёлой портьеры под сильным сквозняком. «Я вижу пространство, — подумал Гордин. — А вот эта штука, наверное, и есть занавес?»
Он протянул руку. Не то вздох, не то шелест чуть потревожил волосы на затылке. Клим колебался не дольше мгновения и опустил руку. Складка мерно пульсировала, — производство времени шло полным ходом.
Клим закрыл глаза и забыл о складке, пульсации, времени...
Асклин. Мир, созданный людьми, чтобы им было, где хоронить свои проблемы. Асклин — кладбище проблем.
Вселенная. Мир, созданный кем-то... зачем? Если «по образу и подобию», то кем наш мир создан более-менее ясно. А вот зачем? С какой целью? Неужто Мир — тот же Асклин? Вселенная — гигантский лепрозорий для ссылки нездоровых душ? Или инкубатор, чтобы эти души комфортно созревали?
Клим открыл глаза и вновь обратился к пульсирующей складке: протянуть руку... одно движение, и будут ответы на все вопросы. Но так ли они важны, эти вопросы?
Он вздохнул. Встал с кресла и набрал номер буфета:
— Девушка, заказ ещё можно сделать?
— Ещё можно, — сонным голосом ответила дежурная. — Я уже уходить собиралась.
— Восемнадцатый номер, пожалуйста, кипяток в термосе, пять пакетиков кофе, ветчина, булки, масло...
Было о чём думать. Было на что надеяться. А самое главное — нужно было дождаться Таисию. Она опять оказалась права: Асклин — это не тупик. Асклин — это начало дороги...
— Девушка, — взволнованно окликнул Клим буфетчицу. За всеми этими волнениями он едва не забыл о самом главном. — И молоко... молоко не забудьте!! Владимир Яценко © 2006
Обсудить на форуме |
|
