|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Конкурс короткого рассказа Сергей Щипанов © 2007 Дочь колдуна Странные чувства возникают порой, когда попадаешь, спустя много лет, в места, где прошло твое детство. Подчас разительным оказывается контраст между воспоминаниями и тем, что видишь в действительности. Чужим, крохотным и неуютным предстал моему взгляду «старый добрый» наш двор, в который я, томимый ностальгией, заглянул после тридцатилетнего перерыва. Он теперь был сплошь забетонирован, исчезли почти все деревья, на месте дощатых сараев — железные коробки гаражей. Где же мы умудрялись тут прятаться, гонять мяч, устраивать баталии? Да, полно — наш ли это двор? Не ошибся ли я, не перепутал?..
Нет. Вон, те два окна — наши... Ха! Какие, к бесу, «наши» — там давным-давно живут другие люди. Вот дверь в подъезд — та же самая. Массивная, двустворчатая, сплошь изрезанная перочинными ножиками: не одно поколение пацанов оставило на двери свои «послания в вечность». Где-то там должны быть и мною вырезанные буквы «К» и «Л»...
* * *
У нее было необычное имя — Лаура, а для нас — Лурик. Но не только иностранным именем выделялась эта девочка. Она была «фестивальным ребенком»: так в те годы называли детей-мулатов. Считается, что от смешанных браков родятся красивые чада. В случае с Луриком это правило сработало: природа не поскупилась, наградила ее эффектной внешностью. Пожалуй, чересчур броской: кожа «цвета старой бронзы», огромные черные, но с золотой искоркой, глаза, роскошные локоны по плечам. Она очень рано сформировалась — в двенадцать лет вполне могла сойти за шестнадцатилетнюю.
Как-то получилось, что сначала в нашем доме не было ни одной девчонки моего возраста. Имелись или на четыре года старше, или мелюзга лет семи — восьми. Зато пацанов, моих сверстников — шесть душ. Нас такой расклад, до поры, вполне устраивал: сугубо «мужская» компания, без всяких сплетниц и плакс. Мы, как угорелые, носились по двору, лазили на деревья и крыши сараев, дрались, не без этого, но были, всегда, единой командой — чужаку нечего и соваться. Все переменилось, когда появилась Лурик.
— В нашем подъезде новые жильцы, — сообщил мне приятель Стасик по дороге в школу. — Их трое: старуха, женщина и девчонка.
— Сколько лет? — спросил я, как бы, между прочим, стараясь не показать, что неизвестная девочка меня заинтересовала.
— Кому, старухе? — съехидничал Стас.
Я рассмеялся:
— Один-ноль в твою пользу.
Стас, довольный успехом, великодушно поделился информацией:
— Ей лет пятнадцать, может больше... Фигурка у нее! — Приятель причмокнул и обвел руками воображаемые формы незнакомки. — Только, знаешь,.. она черная!
— Как, черная?
— Так, негритянка.
Я решил, что это шутка и опять расхохотался.
— Не веришь!? Гадом буду! — Стасик и не думал шутить. — Она... ну, не совсем черная — наполовину. Мать и бабка у нее белые, а отец, наверное, был негр.
Я и верил и не верил: до сих пор как-то не доводилось встречать мулаток. Стас, однако, не соврал: папой Лурика действительно был африканец, из Бенина, кажется. Он вместе с родительницей девочки учился в Московском Университете. По окончании учебы папа благополучно отбыл на родину, а мама вернулась в наш город, привезя, в качестве подарка матушке-старушке, очаровательную внучку-мулатку. Все это я узнал позднее, из разговоров взрослых.
Лурик, когда мы с ней познакомились коротко, сообщила, с гордостью:
— Мой папа жрец Вуду — колдун!
Это было сказано так убедительно, что будь я года на два-три младше — поверил бы, непременно. Но мне в ту пору исполнилось уже тринадцать...
— Сказки, — отмахнулся я.
— А вот и нет!
Не стал спорить с девчонкой: пусть врет, если ей нравится, я и сам, при случае, был не прочь «отлить пулю».
— А что такое «вуду»? — поинтересовался я.
Лурик, как смогла, постаралась объяснить значение диковинного слова. Я, честно сказать, ни бельмеса не понял; уловил лишь, что это нечто таинственное и жуткое: там и ожившие мертвецы-зомби, и заговоры-привороты, и духи, и прочая чертовщина. Ночью мне снились кошмары: пиршества негритянских людоедов, вылезающие из могил скелеты.
С появлением Лурика в наших рядах наметился раскол. Мы все, поголовно, в нее влюбились, хотя не сознались бы даже на Страшном Суде. А уж как паясничали перед дамой сердца, стараясь перещеголять друг друга, надо видеть! Особенно усердствовали двое: Стасик и ваш покорный слуга. Мой закадычный приятель избрал не слишком оригинальный способ произвести впечатление на новую подружку: хохмил, скоморошествовал, подражал звукам всех на свете животных, чуть не на голове ходил, словом — лез из кожи вон. Жало его острот чаще всего направлено было в мою сторону: нюхом чуял Стас главного конкурента, потому и стремился принизить в глазах девчонки. И ведь не придерешься: ну, пошутили над тобой, чего обижаться — пошути и ты! Знал, подлый: не мне тягаться с ним в остроумии. А я, по простоте душевной, покупался на уловки Стаса, позволял втянуть себя в словесную дуэль и, конечно, раз за разом проигрывал.
Хохмы Стасика не отличались, как теперь говорят, политкорректностью.
— Кость, отгадай загадку, — обращался ко мне Стас, хотя смотрел на нашу приятельницу. — Черный, с одной ногой, кто такой?
— Сдаюсь, — отвечал я спустя минуту.
— Одноногий негр! Ха-ха, — хохотал Стас. — А, кто такой: черный, с двумя ногами?
— Двуногий негр, — неуверенно отзывался я.
— Ха-ха! Неправильно. Два одноногих негра! — Стас хитро ухмылялся и подмигивал. — А черный, с тремя ногами?
— Три негра, что ли?
— Не угадал! Рояль! Ха-ха-ха!
Сейчас эти «бородатые приколы» уже не кажутся очень смешными, а в то время подобные шутки были в ходу. Я смеялся вместе с приятелем, хотя и ощущал неловкость перед девочкой. Лурик вежливо улыбалась, но я-то видел, как задевают ее хохмы Стасика. Дальше — больше. Стас, исчерпав запас пристойных шуток и анекдотов, постепенно стал переходить к «юмору ниже пояса».
Недовольство может копиться долго, но рано или поздно наступает момент, когда оно достигает «критической массы». Однажды я не выдержал, отозвал Стаса в сторону, поговорить «как мужчина с мужчиной».
— Ты, орангутанг, зачем такие анекдоты при ней рассказываешь?!
— Какие «такие»? — «прикинулся шлангом» Стасик, сделав вид, будто не расслышал, что я назвал его орангутангом.
— Сам знаешь, какие! Обезьяна.
— Ну, ты, полегче. Валенок.
Слово за слово, перебранка угрожала вылиться в потасовку. Трусоватый Стас, зная, что я могу запросто накостылять (ходил в секцию самбо), изобразил, вдруг, смирение:
— Да ладно, тебе, Костян. Я же не нарочно... Ты разве не в курсе: смешные анекдоты всегда неприличные. Хочешь, буду рассказывать «не смешные»...
Не знаю, было ли это как-то связано с моим поступком, но Лурик, до той поры никого среди нас не выделяющая, стала оказывать мне явное предпочтение; даже пригласила домой и познакомила, — нет, не с мамой, и не с бабушкой, — с Зойкой — ручной говорящей майной (индийским скворцом). Я поразился: обычно крайне пугливая и осторожная птица спокойно брала корм из рук девочки и садилась ей на плечо.
— Я их понимаю, — объяснила Лурик, имея в виду животных, — а они понимают меня.
Очень скоро мне представился случай убедиться в правдивости слов девочки.
Я пригласил ее в кино на сеанс в 17-30 (на более поздние мелочь, вроде меня, не допускали). Мы смотрели, как сейчас помню, «Сокровища Святого Януария» — классную итальянскую комедию. Хохотали от души.
В ноябре смеркается рано. Возвращаться домой пришлось по наполовину темной, безлюдной улице, но меня это не смущало, даже радовало. Сладко сосало под ложечкой и стесняло грудь от мысли: осмелюсь ли я обнять ее и поцеловать, перед тем, как расстанемся?
— Эй!
Ёкнуло, в предчувствии беды, сердце. У нас на пути возникли двое: «шкаф», на голову выше меня и раза в четыре шире в плечах, и развинченный малый с прической «под битлов».
— «Двушки» не будет, позвонить? — с вкрадчивой учтивостью процедил тот, что пониже.
На вежливую просьбу нельзя не ответить. Я демонстративно пошарил в карманах, хотя и без того знал — пусто. Лурик, простая душа, открыла сумочку в поисках двухкопеечной монеты. «Шкаф» ловким движением сунул туда руку и сгреб содержимое. Я мгновенно прикинул, смогу ли «взять его на прием». Увы, слишком разными были весовые категории.
Невыносимо видеть, как грабят «твою девушку», но я, признаюсь честно, действовал, руководствуясь рассудком. А он диктовал мне: смирись! Впрочем, мелочью из сумки Лурика было не откупиться от ищущей приключений шантрапы.
— Гля, Серый, черномазая! — воскликнул «вежливый» и протянул руку к лицу девочки.
Тут уж у меня сработал рефлекс: машинально перехватив наглеца за запястье, я поднырнул под его плечо, развернулся и еще добавил, коленом под дых. От боли в вывихнутой руке малый взвыл, было, дурниной, но крик оборвался, когда колено угодило ему в живот. А в глазах моих полыхнуло салютом: Серый «засветил», с разворота, в ухо. Я отлетел метра на полтора, не меньше, и лишь чудом удержался на ногах.
— А, сука!! — прохрипел «меньшой» и выхватил левой, неповрежденной рукой, откуда-то, из под ремня, нож. Дело принимало весьма скверный оборот.
Конечно, цельная картина схватки составилась у меня в голове позднее, а в тот момент перед глазами мельтешило, словно показывали отрывки кинофильма. Лурик что-то кричала, кажется, не по-русски, и делала руками странные движения — пассы. Справа и слева, из темноты, выскочили два здоровенных серых кота и бросились, с разбегу, на наших обидчиков. Подружка схватила меня за руку и потащила прочь от места «битвы». Мы прибавили ходу. Сзади звучали дикие вопли и мат. Я обернулся: коты, вцепившись в головы придурков, яростно работали когтями...
* * *
Перед дверью подъезда стоял я, пока не дошло: ужасно нелепо торчать без дела, посреди чужого двора. Нет, не стоит посещать места, где прошло детство, если не хочешь разочароваться. Я зашагал к воротам.
«А как же подружка-мулатка? — спросите вы. — Чем все закончилось?». Вынужден ответить: «Ничем». Случай с хулиганами не сблизил, а, скорее, отдалил меня от Лурика. Почему? А как бы вы себя чувствовали, поняв, вдруг, что «ваша девушка» — настоящая колдунья. А? То-то же.
Сергей Щипанов © 2007
Обсудить на форуме |
|
