ПРОЕКТЫ     КМТ  

КМТ

Фантастическая пьеса

Елена Жарова © 2008

Читая Уэллса или Инцидент миров

   

Фантастическая пьеса в 2 действиях.


    Марья Федоровна Оболева , вдова, дворянка, любительница всего нового и необычайного
   Алексей Владимирович Дементьев , путешественник, гость Оболевой
   Иван Козьмич Ципулин , калужский градоначальник
   Евгений Иванович Трояновский, статский советник, полицмейстер
   Михаил Семенович Савинов купец, член городской Управы
   Василий Агафонович Дебужинский , вахмистр Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.
   Софья Николаевна Дебужинская , сестра вахмистра
   Павел Васильевич Сухинев , зажиточный потомственный дворянин
   Анна Петровна Сухинева , жена дворянина Сухинева
   Константин Эдуардович Циолковский, учёный и изобретатель
   Марфа, Антонина — прислуга
   
   1900год. Калуга. Дом Марии Федоровны Оболевой
   
   

Действие первое.


   

Явление I


   

Оболева, градоначальник, полицмейстер, Сухинев, его жена, прислуга.


   Градоначальник и полицмейстер сидят в креслах напротив друг друга у круглого стола и читают газеты. Оболева постоянно обходит своих гостей. Сухиневы находятся в разных концах комнаты и явно скучают. Прислуга ставит чашки и заварочный чайник на чайный столик.
   Градоначальник . Голубушка, Марья Федоровна, у меня хоть и свободный день, но почитать газетку я могу и дома.
   Полицмейстер . Да что вы, Иван Козьмич! Наша хозяюшка отличается большим вымыслом. Не спешите и не пожалеете. Помню, неделю назад Марья Федоровна пригласила в гости и для нашего развлечения двух актеров из театра. Эти актеры мне показались очень интересными и непростыми, я вам скажу.
   Градоначальник. Вся эта «Мельпомена» — сплошной стыд и срам. Как вы могли опуститься до актеров, Марья Федоровна?
   Оболева. Да за что вы их не любите, Иван Козьмич? А кто же тогда будет доносить прекрасные чувства и слова до людей? А вы знаете, что не всякий умеет читать и театр — великое подспорье для приобщения к миру прекрасному у неграмотного населения!
   Градоначальник. Лучше бы это неграмотное население воскресные школы посещало. Сколько их открыли за последние годы совместно с епархией. Да и саму церковь надо этому населению регулярно посещать! Как ни придешь на службу, а там все дворянство, да старики! Где такое видано?! А вы их в театры посылаете, голубушка!
   Полицмейстер. Вот здесь вы правы, Иван Козьмич. Сплошные брожение умов и атеизм.
   Градоначальник. А я знаю, что прав!
   Сухинева. А что господ актеров сегодня не будет?
   Оболева. Увы! Сегодня я приготовила вам иное развлечение.
   Сухинева. О! Как это печально слышать. А я так надеялась увидеть вблизи, не на сцене этих красавцев-талантов...
   Сухинев. Дорогая, не стоит здесь демонстрировать свои предпочтения! Ты и так из театра не выходишь.
   Сухинева охает и окончательно отворачивается ото всех.
   Оболева. Друзья! Сегодня будет все намного интереснее. Поверьте мне на слово. Этот день вы еще не скоро забудете!
   Полицмейстер. Радует, что я вас отлично знаю, Марья Федоровна. А то ваши слова больно устрашающий подтекст имеют!
   Оболева. (смеясь) Евгений Иванович, вы в своем репертуаре!
   Сухинев. (подходя к креслу Трояновского) Ваше высокородие, приглашаю вас ко мне в имение. Уж скоро осень — славно поохотимся на лис. Посмотрите заодно на моих лошадок.
   Градоначальник. Это вы, Павел Васильевич, кривите душой, называя своих рысаков лошадками.
   Полицмейстер. Да, я тоже многое слышал про ваших чистокровок. Приеду к вам на охоту. Обязательно приеду, уважаемый Павел Васильевич.
   Сухинев. И не пожалеете! Выделю вам лучшего скакуна, что бы вы оценили по достоинству сразу всех моих питомцев.
   Сухинева громко хмыкнула.
   Сухинев. Да-да, питомцев. Господа, вы не представляете как тяжело жить зная, что детей у тебя не будет. Вот потому и приходится искать им замену.
   Воцарилась неловкая тишина. Ципулин и Трояновский уткнулись в газеты, Оболева у чайного столика бесцельно переставляет чашки. Сухинев, кашлянув, уходит к книжному шкафу и начинает разглядывать корешки книг.
   Оболева. Здесь душно. Не находите, господа? Антонина! Открой окно!
   Антонина распахивает окно. Врываются песни птиц, лай собак, топот копыт и скрип колес порой проезжающих колясок и телег, смех, зазывные крики лоточников.
   Полицмейстер. (глубоко вдыхая свежий воздух) Нет, как все же хорошо, что мы не живем в крупном городе. Там сейчас везде электричество. Дымят паровозы. А кое-где даже появляются самоходные коляски, которые дымят не хуже паровоза. Я сторонник прогресса, но свежий воздух и покой я не променяю ни на какие чудеса света. Вот только для полной идиллии не хватает музыки.
   Оболева. Анна Петровна, я слышала, что вы прекрасно играете на рояли. Может, не откажете нам в удовольствии послушать вас?
   Градоначальник. Да! Голубушка, Анна Петровна! Порадуйте нас своей замечательной игрой. Нынче уже и не услышишь нигде хорошего исполнения.
   Сухинева. Вот если бы здесь были господа актеры, то было бы не так скучно, да и было бы кому петь вместе со мной. Вот подумываю вернуться домой...
   Сухинев. Я провожу тебя до дверей, дорогая...
   Оболева. Что вы! Анна Петровна, да как же мы без вас? Вот рояль, вот ноты. Просим вас!
   Градоначальник. Конечно, вы никуда не уйдете! Лучше сыграйте нам, голубушка.
   Сухинева. Ну, если вы настаиваете, Иван Козьмич. Ради вас я сыграю.
   Сухинева садится за рояль и наигрывает романс.
   Градоначальник. (сотрясая газетой) Нет, вы только послушайте до чего мы докатились! И об этом пишут все газеты, так как эту новость перепечатали из «Столичных ведомостей»!
   Сухинев. А что пишут?
   Градоначальник. Это просто уму не постижимо! Дают деньги на безбожные прожекты!
   Полицмейстер. Это об Академии наук?
   Градоначальник. Да, об этих безумцах! Неужели Академии больше некуда деньги девать, как снабжать разных выдумщиков субсидиями? Сегодня господину Циолковскому денег дают на его смешные прожекты, а завтра субсидируют атеиста, что бы он доказал отсутствие Бога! И ладно бы от реализации этих фантазий еще толк был! Помните, как несколько лет назад один австрийский чудак — Шварц пытался построить по прожекту нашего калужского чудака летающее чудовище? И чем все это кончилось? И сколько денег ушло на никчемную, атеистическую выдумку?
   Полицмейстер. Это атеистическое чудовище называется дирижабль. И насколько я помню, у господина Шварца все-таки взлетел дирижабль, но уже у него на родине.
   Сухинев. А я читал в «Деловых новостях», что граф Цеппелини приобрел у Шварца патент и сумел наладить выпуск дирижаблей. И неплохие деньги зарабатывает.
   Градоначальник. Это сатанински деньги, господа! И все началось с этого чудака — Циолковского!
   Полицмейстер. Но Циолковский занимается не только научными изысканиями, но еще и преподает.
   Оболева. В женском епархиальном училище.
   Градоначальник. Вот, кстати, Марья Федоровна, меня очень удивляет ваше знакомство с этим чудаком!
   Оболева. Каюсь, грешна — мечтаю, что люди будут летать как птицы.
   Градоначальник. На Луну?
   Оболева. О нет, конечно — нет! Это нереально. Нам Господь заповедовал размножаться и наполнять Землю, а не космос. Чаю, господа?
   Градоначальник. С удовольствием.
   Полицмейстер. Пожалуй, не откажусь.
   Сухинев. И я с радостью попью чаю!
   Оболева разливает чай, Марфа и Антонина разносят чашки.
   Полицмейстер. Так, и где все остальные гости? Это просто неприлично так опаздывать! Я своих детей рощу с главной заповедью — уважай других, и все будут уважать тебя! А тут взрослые, и даже благородные люди так бессовестно опаздывают!
   Сухинев. Полностью с вами согласен, ваше высокородие.
   Оболева. Зря вы так расстраиваетесь, господа. Я сама просила Михаила Семеновича заехать на пристань за моим гостем. Он в Калуге впервые и я боялась, что сам он не найдет мой дом. Потому, Михаил Семенович любезно согласился доставить его к нам прямо с пристани. Но я ни как не ожидала, что они опоздают.
   Градоначальник. Так сразу и надо было сказать, что мы ждем гостя, да еще не калужанина. А пароходы тоже умеют опаздывать.
   Полицмейстер. Ха! Кому, как не вам, уважаемый Иван Козьмич этого не знать.
   Оболева подходит к окну.
   Оболева. А вот и они.
   Градоначальник. (разворачивая новую газету) Наконец! Дождались.
   Полицмейстер. (сворачивая газету) Что ж, я готов к интересному развлечению, дамы и господа!
   Оболева. О! Михаил Семенович привез не только моего друга, но и еще кое-кого. Удивительно!
   Сухинева прекращает играть на рояле и подходит к окну.
   Сухинева. Неужели хоть кто-то догадался привезти с собой господ актеров?!
   Полицмейстер подходит к окну.
   Полицмейстер. Да это вахмистр Дебужинский с сестрой.
   Оболева. Говорят, что они неродные...
   Полицмейстер. Да, Софья Николаевна — приемный ребенок в семье Дебужинских. Моему ведомству о ее родителях ничего не известно, но сам Агафон Дебужинский утверждает, что они потомственные дворяне. Откуда-то из Тамбовской губернии. Умерли и оставили дочь сиротой. Жена Дебужинского являлась хорошей подругой матери Софьи и настояла на ее удочерении.
   Сухинева. Какая милая история!
   Оболева. Кажется, я что-то слышала подобное. Как девушке повезло — попала в хорошую, благородную семью. Друзья, возвращаемся на свои места — они уже у дверей. Марфа, поди открой.
   Марфа уходит. Все возвращаются на места: Оболева к чайному столику, Сухинева к роялю, Трояновский садится в кресло. За окном раздаются раскаты грома и приближающегося дождя.
   Градоначальник. Как некстати.
   Оболева. Это не страшно, Иван Козьмич, ведь дождь польет на улице, а мы будем сидеть в теплом доме. Эта стихия нам не страшна.
   
   

Явление II


   

Те же, Дементьев, Савинов, Дебужинский, Дебужинская и прислуга.


   Оболева. Наконец, мы вас уже заждались. Какой приятный сюрприз! Я вас рада видеть господин Дебужинский, Софья. Проходите, усаживайтесь. Марфа, Антонина! Несите свежего чаю.
   Савинов. Добрый день, Марья Федоровна. Добрый день, дамы, господа! Марья Федоровна, зная ваше гостеприимство, я взял на себя смелость пригласить господина Дебужинского и его сестру.
   Оболева. Очень хорошо, Михаил Семнович. Я, наоборот, очень рада, что вы это сделали.
   Дебужинская. Вы не против?
   Оболева. Конечно не против. Проходите все к столу!
   Все сели полукругом у стола. Дементьев встал у рояля лицом к гостям Оболевой. Оболева встала рядом с ним.
   Оболева. Мои дорогие гости, я хочу представить вам замечательного, интересного человека, путешественника, давнего знакомого моего покойного супруга. Прошу любить и жаловать — Алексей Владимирович Дементьев.
   Савинов. Да-да, очень интересный человек! Мы, с Алексеем Владимировичем проехали от пристани до вашего дома, Марья Федоровна, а я услышал столько интересно, сколько не слышал за весь год! Вы представляете, господа?
   Дементьев (кланяясь) Счастлив познакомится со столь именитыми людьми славного города Калуги. Марья Федоровна пригласила меня к себе в гости и слезно умоляла развлечь вас, дамы и господа, интересными историями о моих путешествиях. Но я подумал, что смогу задержать в Калуге на недельку и еще успею рассказать о моих приключениях. К тому же они не столь интересны как то, что я принес вам для ознакомления. Месяц назад я был в Лондоне и купил интересную книгу. Ее написал молодой, но перспективный писатель. Пять лет назад он заявил себя очень оригинальным романом о путешествии во времени. Были написаны им еще два романа, но меня больше потряс его четвертый роман «Война миров», написанный им два года назад. Зовут этого таланта — Герберт Джордж Уэллс. Я надеялся, что найду книги с его романами в России, но не смог этого сделать за их отсутствием. Слава богу, я купил роман в Лондоне.
   Дементьев достает из кармана тонкую книжку. Марфа и Антонина вносят новый заварочный чайник, чашки, самовар и ставят на столик. Оболева принимается разливать чай.
   Сухинева. Очень жаль, что вы не актер. Вы будете нам читать?
   Дементьев. Не расстраивайтесь, я сыграю роль актера — прочту с выражением. И постараюсь не разочаровать вас, дамы, господа.
   Сухинева. Это, наверное, очень милый роман, если стал так популярен. Может мне тихо аккомпанировать вам на рояли? Создать фон, настрой?
   Дементьев. Боюсь, что здесь нужна трагическая музыка. Вы знаете такую?
   Сухинева. О! Я и не знаю...
   Сухинев громко хмыкнул.
   Сухинева. Но я постараюсь, господин Дементьев.
   (садится за рояль)
   Дебужинский. Путешествие во времени, война миров... это новый вид бульварной литературы?
   Дементьев. Ну что вы! Если вы читали Жюль Верна, то найдете общее сходство в этой прозе, которую литературные критики назвали фантастикой. Поверьте, господа, этот роман намного сильнее, чем все известные мне фантастические сочинения! Вы не разочаруетесь!
   Градоначальник. Алексей Владимирович, начинайте читать, а мы уж сами решим, что это за беллетристика такая. И, боюсь, на весь роман у меня времени не хватит. Вычитайте нам, пожалуйста, только важные и лучшие моменты.
   Полицмейстер. Уважаемый Иван Козьмич, вы читаете мои мысли!
   Савинов. А если будет интересно, то почему бы не послушать весь роман?
   Дементьев. Хорошо. Прочту вам всего несколько отрывков, чтобы вы имели хотя бы общее представление об этом сочинении.
   Дементьев открывает книгу. В комнате наступает тишина. Сухинева начинает тихо наигрывать что-то печальное на нижних октавах. Раздается гром уже намного ближе.
   Дементьев.

«Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали и изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведет себя так же. Никому не приходило в голову, что более старые миры вселенной — источник опасности для человеческого рода; самая мысль о какой-либо жизни на них казалась недопустимой и невероятной. Забавно вспомнить некоторые общепринятые в те дни взгляды. Самое большее, допускалось, что
   на Марсе живут другие люди, вероятно, менее развитые, чем мы, но, во всяком случае, готовые дружески встретить нас как гостей, несущих им просвещение. А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым, холодным, бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно вырабатывали свои враждебные нам планы. На заре двадцатого века наши иллюзии были разрушены...»


   Сухинев. (полицмейстеру) А ничего, сильное начало.
   Савинов. Да-да, мне уже нравится.
   Полицмейстер. Впечатляет.
   Градоначальник. (переворачивая страницу газеты) И тут безбожие.
   Дебужинская. Что же там дальше?
   Дементьев. Далее идет описание самой планеты Марс и прилета марсиан на нашу планету. И вот как писатель описывает первую стадию полета марсиан на Землю. Вы готовы?

«Вблизи планеты, я помню, виднелись три маленькие светящиеся точки, три телескопические звезды, бесконечно удаленные, а вокруг — неизмеримый мрак пустого пространства. Вы знаете, как выглядит эта бездна в морозную звездную ночь. В телескоп она кажется еще глубже. И невидимо для меня, вследствие удаленности и малой величины, неуклонно и быстро стремясь ко мне через все это невероятное пространство, с каждой минутой приближаясь на многие тысячи миль; неслось то, что марсиане послали к нам, то, что должно было принести борьбу, бедствия и гибель на Землю. Я и не подозревал об этом, наблюдая планету; никто на Земле не подозревал об этом метко пущенном метательном снаряде.»

Каково, а?
   Савинов. А разве такое возможно?
   Дебужинский. Да, фантазия у мистера Уэллса просто поразительная!
   Градоначальник. А вы, вахмистр, почитайте книжки нашего местного сочинителя.
   Дебужинский. У нас есть свой писатель-фантаст?
   Градоначальник. Как вы тонко подметили: писатель-фантаст!
   Оболева. Иван Козьмич, за что вы так не любите господина Циолковского?
   Дебужинский. Ах, да! Господин Циолковский!
   Градоначальник. Я не не люблю его! Что вы! Я смеюсь над этим фантастом. Глупее его идей нигде еще не видел и не слышал. Помните, как три года назад он построил трубу и гонял в ней при помощи вентиляторов предметы. Человек впал в детство, игрушки себе сочиняет и называет себя ученым. Это же смешно!
   Полицмейстер. По-моему смешно то, что Академия наук под видом субсидий выделяет ученому всего пятьсот рублей.
   Савинов. Да-да, я тоже читал, что господину Циолковскому выделяют субсидию на проведении опытов по аэро-чего-то-там.
   Оболева. Значит, Академия так оценивает научные изыскания господина Циолковского. Хотя жаль, что все такие интересные идеи на поверку оказываются несерьезными.
   Полицмейстер. Марья Федоровна, как же вы быстро открещиваетесь от идей своего хорошего знакомого!
   Оболева. А я ни когда и не утверждала, что поддерживаю прожекты Константина Эдуардовича! У него великолепная жена, милые дети. Да и сам он интересный человек. Я дружу с его семьей, а не с его прожектами, Ваше высокородие! И я коллекционирую его сочинения, потому что он сам их мне отдает.
   Дебужинский. Да. Помню очень давно, лет семь-восемь назад я читал повесть этого ученого в приложении к журналу «Вокруг света». Мне понравился тот роман. Очень добротный и научный.
   Сухинева. (не переставая играть) Так что там было дальше, господин Дементьев?
   Дементьев. Вот послушайте как описаны марсиане. Они приземлились на землю и люди приняли их за метеорит. Много любопытных собралось у ямы, образовавшейся в результате падения неизвестного тела. Конечно, люди поняли, что это не метеорит, так как из глубины цилиндра стали раздаваться звуки. И вот появились марсиане.

«Все, вероятно, ожидали, что из отверстия покажется человек; может быть, не совсем похожий на нас, земных людей, но все же подобный нам. По крайней мере, я ждал этого. Но, взглянув, я увидел что-то копошащееся в темноте — сероватое, волнообразное, движущееся; блеснули два диска, похожие на глаза. Потом что-то вроде серой змеи, толщиной в трость, стало выползать кольцами из отверстия и двигаться, извиваясь, в мою сторону — одно, потом другое.»

Так, это пропустим. А-га! Вот дальше!

«Большая сероватая круглая туша, величиной, пожалуй, с медведя, медленно, с трудом вылезала из цилиндра. Высунувшись на свет, она залоснилась, точно мокрый ремень. Два больших темных глаза пристально смотрели на меня. У чудовища была круглая голова и, если можно так выразиться, лицо. Под глазами находился рот, края которого двигались и дрожали, выпуская слюну. Чудовище тяжело дышало, и все его тело судорожно пульсировало. Одно его тонкое щупальце упиралось в край цилиндра, другим оно размахивало в воздухе...»

У-уух! Читаю и прямо вижу все это!
   Савинов. Ну и ну! Такое невозможно!
   Оболева. Святой Боже! Что за фантазия у мистера Уэллса? Так неприятно описать марсиан.
   Дебужинская. Да-да, очень неприятно все это слушать. Но, думаю, мистер Уэллс хотел таким описанием создать отрицательный образ врага.
   Полицмейстер. Да, чисто литературный прием. Но в жизни не всегда урод — преступник. Помните нашумевшую историю о душегубе из Смоленска? Так вот я его видел перед казнью. Внешне очень привлекательный человек, скажу вам.
   Градоначальник. (беря новую газету) Один пишет всякую ерунду, а другие читают. И поверьте мне, найдутся люди со слабой психикой и с отсутствием всякой морали, которые возведут эту идею и фантазии до уровня новой религии. И будут верить, поклоняться всей этой ерунде. И даже не задумаются над вопросом о самом Боге. Даже если чисто гипотетически предположить, что мы во Вселенной не одни, то значит, остальных создал также Бог. А уродов Он ни как не мог создать!
   Дебужинский. Но ведь это всего лишь литература, фантазия писателя! Да и кто сказал, что у инопланетной жизни тот же Бог, что и у нас? Может быть у них свой Бог, такой же уродливый, как и его создания!
   Градоначальник. Свят-свят-свят! И это говорит вахмистр Лейб-гвардии Гусарского полка. Его Величества полка! Вы когда в последний раз Святое писание читали, вахмистр?
   Дебужинский. Читаю каждое утро, причащаюсь и соблюдаю посты. Но это не ограничивает меня в чтении светской литературы. Особенно научной. Меня очень заинтересовал роман господина Циолковского. Очень много интересных идей было написано. Вот только жаль, что все, что произошло с главным героем оказалось сном впавшего в летаргию.
   Савинов. Так вам хочется, что бы люди оказались на Луне на самом деле?
   Дебужинский. На Луне нет кислорода, а значит, нам там нечего делать. Но вот Марс, говорят, может быть вполне пригодным для нашей жизни.
   Савинов. И вас не пугает соседство с марсианами мистера Уэллса?
   Дебужинский. Но их мерзкое описание — литературное преувеличение.
   Сухинева. Да, все слишком преувеличено. Если так описаны марсиане, то что же ожидает нас дальше, господин Дементьев?
   Сухинев. Да, что там было дальше? Читайте, господин Дементьев!
   Дементьев. Тогда я продолжу с того момента, когда марсиане проявили свою сущность и свои злодейские планы.

«На краю воронки стояла кучка людей с белым флагом, оцепеневших от изумления, маленькие черные силуэты вырисовывались на фоне неба над черной землей. Вспышка зеленого дыма осветила на миг их бледно-зеленоватые лица. Шипение перешло сперва в глухое жужжание, потом в громкое непрерывное гудение; из ямы вытянулась горбатая тень, и сверкнул луч какого-то искусственного света. (с максимальным выражением) Языки пламени, ослепительный огонь перекинулись на кучку людей. Казалось, невидимая струя ударила в них и вспыхнула белым сиянием. Мгновенно каждый из них превратился как бы в горящий факел. При свете пожиравшего их пламени я видел, как они шатались и падали, находившиеся позади разбегались в разные стороны. Я стоял и смотрел, еще не вполне сознавая, что это смерть перебегает по толпе от одного к другому. Я понял только, что произошло нечто странное. Почти бесшумная ослепительная вспышка света — и человек падает ничком и лежит неподвижно. От невидимого пламени загорались сосны, потрескивая, вспыхивал сухой дрок. Даже вдалеке, у Нэп-Хилла, занялись деревья, заборы, деревянные постройки.»

Поразительно, не находите?
   Сухинева. (переставая играть) Боже мой! Что за ужас вы читаете нам? Такое никогда не поставят ни в одном театре! Уверяю вас, господин Дементьев.
   Сухинев. Не отвлекайся, дорогая. Играй дальше.
   Савинов. Да, музыка хорошо помогает в положительном восприятии романа.
   Градоначальник. Но это на самом деле что-то ужасное! У писателя больная фантазия. Понимаю, во время войны люди стреляют друг в друга. Но заставлять страдать от огня...
   Полицмейстер. Помните, как на улице Шевыревская обманутый муж подстерег жену с полюбовником, запер их и поджег дом? Вполне вменяемым был на тот момент.
   Градоначальник. Эх, Евгений Иванович, что за работа у вас неприятная! И все-то вы помните. Кошмары вас не мучают?
   Полицмейстер. Меня — нет. А вот моих городовых — да. Это в их обязанности входит изучать места преступлений.
   Оболева. Жизнь всегда была жестокой. Но зачем литературу превращать в такой кошмар? Мистер Уэллс решил создать свой мир еще более жестокий и ужасный? Но для чего?
   Сухинев. Господа литераторы всегда готовы написать такое — эдакое, что бы впечатлить читателя, создать себе известность и заработать побольше денег.
   Дебужинский. Денег? Но всем известно, что писательская стезя неприбыльна.
   Сухинев. Это она у нас в России-матушке неприбыльна, а в Европе ой как прибыльна! Потому господа европейские писатели и изгаляются над своими читателями.
   Градоначальник. Слава Богу, что эта зараза не дошла до нас. Ради денег чего только не начнут писать эти бумагомаратели! Война миров! Ишь, что насочиняли! И не слова о Боге, о Его силе и мощи! Одна только кровь, да чтобы трупов побольше было!
   Савинов. Точно-точно! Иван Козьмич, здесь вы абсолютно правы!
   Градоначальник. Я знаю, что я прав!
   Сухинева. Если это такое начало, то что там будет дальше? Я уже боюсь, господа.
   Сухинев. Дорогая, а ты не слушай. Просто играй на рояли.
   Оболева. Мне тоже не по себе. Но что там дальше?
   Дементьев. А дальше было вот что:

«Однако толпе зрителей грозила большая опасность, чем мне. Их спас только песчаный, поросший вереском холм, задержавший часть тепловых лучей. Если бы параболическое зеркало было поднято на несколько ярдов выше, не осталось бы ни одного живого свидетеля. Они видели, как вспыхивал огонь, как падали люди, как невидимая рука, зажигавшая кустарники, быстро приближалась к ним в сумерках. Потом со свистом, заглушившим гул из ямы, луч сверкнул над их головами; вспыхнули вершины буков, окаймлявших дорогу; в доме, ближайшем к пустоши, треснули кирпичи, разлетелись стекла, занялись оконные рамы и обрушилась часть крыши. Когда затрещали и загудели пылающие деревья, охваченная паникой толпа несколько секунд нерешительно топталась на месте. Искры и горящие сучья падали на дорогу, кружились огненные листья. Загорались шляпы и платья. С
   пустоши послышался пронзительный крик. Крики и вопли сливались в оглушительный гул. Конный полисмен, схватившись руками за голову, проскакал среди взбудораженной толпы, громко крича.
    — Они идут! — крикнул женский голос, и, нажимая на стоявших позади, люди стали прокладывать себе дорогу к Уокингу, Толпа разбегалась вслепую, как стадо баранов. Там, где дорога становилась уже и темнее, между
   высокими насыпями, произошла отчаянная давка. Не обошлось без жертв: трое — две женщины и один мальчик — были раздавлены и затоптаны; их оставили умирать среди ужаса и мрака.»

Что такое?
   Сухинева падает в обморок. За окном раздается шум ливня, сверкают молнии и гром гремит совсем рядом.
   Оболева. Анна, ч–что с вами? О Боже! Антонина, воды! Марфа закрой окно!
   Марфа закрывает окно. Но гром, хоть и приглушенно, все же отлично слышен.
   Дебужинский. Ее надо уложить на кушетку.
   Градоначальник.(складывая газету) Это все от бесовской литературы. Ни одно доброе создание не может слушать такие кошмары.
   Сухинев. (садясь рядом с градоначальником) Да, этот роман не для слабонервных.
   Дебужинский, полицмейстер и Савинов поднимают с пола Сухиневу и относят на кушетку. Антонина приносит воды и полотенце. Оболева кладет на лицо Сухиневой мокрое полотенце и обмахивает веером.
   Градоначальник. Вам, Павел Васильевич, коляску поймать надо и жену домой отвезти.
   Сухинев. Не беспокойтесь, Иван Козьмич. Жена у меня крепкая. А страшные истории просто обожает.
   Дебужинский. Что-то непохоже, что она любит страшные истории.
   Сухинев. Любит-любит. Готова порой целыми ночами книжки со всякими ужасами читать.(громко) И в обмороки, так называемые, падать тоже обожает.
   Сухинева приходит в себя.
   Сухинева. О, господа, простите. Мне, кажется, стало дурно. Я как представила себе всю эту картину, так в глазах и потемнело.
   Оболева. Анна Петровна, голубушка! Вы здесь посидите. А мы уж как-нибудь без вашей игры дальше послушаем.
   Савинов. Анна Петровна, вот возьмите стакан воды. Попейте, успокойтесь.
   Все возвращаются на свои места.
   Дементьев. Что ж, продолжим.

«Около трех часов со стороны Чертси или Адлстона послышался гул — начался обстрел соснового леса, куда упал второй цилиндр, с целью разрушить его прежде, чем он раскроется.»


   Градоначальник. Как! Уже и второй цилиндр? Нам и одного было более чем достаточно!
   Дементьев.

«Но полевое орудие для обстрела первого цилиндра марсиан прибыло в Чобхем только к пяти часам. В шестом часу, когда мы с женой сидели за чаем, оживленно беседуя о завязавшемся сражении, послышался глухой взрыв со стороны пустоши, и вслед за тем блеснул огонь. Через несколько секунд раздался грохот так близко от нас, что даже земля задрожала. Я выбежал в сад и, увидел, что вершины деревьев вокруг Восточного колледжа охвачены дымным красным пламенем, а колокольня стоявшей рядом небольшой церковки взваливается. Башенка в стиле минарета исчезла, и крыша колледжа выглядела так, словно ее обстреляли из стотонного орудия. Труба на нашем доме треснула, как будто в нее попал снаряд. Рассыпаясь, обломки ее прокатились по черепице, и мгновенно появилась груда красных черепков на клумбе, под окном моего кабинета. Мы с женой стояли ошеломленные и перепуганные.»


   Свет на сцене постепенно гаснет. Гремит гром.
   
   

Действие второе.


   

Явление I.


   

Те же, там же.


   Свет постепенно зажигается.
   
   Дементьев.

«Так странно стоять на Примроз-Хиллс — я был там за день перед тем, как написал эту последнюю главу, — видеть на горизонте сквозь серо-голубую
   пелену дыма и тумана смутные очертания огромного города, расплывающиеся во мглистом небе, видеть публику, разгуливающую по склону среди цветочных клумб; толпу зевак вокруг неподвижной машины марсиан, так и оставшейся здесь; слышать возню играющих детей и вспоминать то время, когда я видел все это разрушенным, пустынным в лучах рассвета великого последнего дня...
   Но самое странное — это держать снова в своей руке руку жены и вспоминать о том, как мы считали друг друга погибшими.»


   Тишина. Все сидят с потрясенными лицами. Дементьев убирает книжку в карман.
   Тишина. Дементьев кашлянул.

   Дементьев. Вот и весь роман, дамы и господа.
   Полицмейстер. Я предполагал, что все хорошо кончится.
   Дебужинский. Почему?
   Полицмейстер. Потому что мы все до сих пор живы.
   Сухинев. Как-то незаметно мы прослушали весь роман. Да и дождь кончился.
   Сухинева.(истерично, разрушая всеобщее состояние задумчивости и потрясения) Какой кошмар! Неужели мы все еще живы? Ужасный роман!
   Градоначальник. Я — человек старый, потому мне необходимо думать о спасении души. А после этого еретического романа мне придется в два раза больше молиться и поститься, чтобы заслужить Божье прощение. К сожалению, слишком много появляется в нашем обществе подобной безбожной беллетристики. Слишком много искушения для неокрепших молодых умов несут они. Вот это и страшно. Это и опасно. Для общественного устройства, для духовного развития, для государства в целом. (встает) Мне приятно было познакомиться с вами, господин Дементьев. Но, думаю, лучше вы нам рассказали бы о своих путешествиях. Друзья, я человек занятой. Да и потратил на этот роман больше, чем собирался. Я покину вас. Дела. Рад был увидеть вас всех, дамы и господа. Марья Федоровна, вы сказали, что это будет незабываемая встреча. Вы оказались правы: этот вечер я никогда не забуду.
   Оболева. Абсолютно с вами согласна по поводу этого романа, Иван Козьмич. Рада буду вас еще видеть у себя.
   Савинов. У меня так же есть неотложные дела. Надо многое обсудить с господином Ципулиным. Спасибо за гостеприимство, Марья Федоровна.
   Градоначальник и Савинов уходят. Все встают с мест.
   Полицмейстер. Конечно, Иван Козьмич во многом прав. Книга эта, и ей подобные сочинения, вносит смуту в души людей. Абсолютно уверен, что в России мы не увидим книг этого автора. А по поводу нашего города я даю абсолютные гарантии. Нет, конечно, я не имею ни чего против науки и изобретателей, но литераторы просто перегибают палку. Всему должен быть предел, господа. И с вашего позволения я также покину вас. Дела. Надеюсь увидеть вас всех вскоре. Благодарю за гостеприимство, Марья Федоровна. До свидания, дамы, господа!
   Оболева. Всегда рада видеть вас, Евгений Иванович. Супруге привет передавайте!
   Полицмейстер уходит.
   Сухинева. Ох! Лучше бы вы, Марья Федоровна, господ актеров позвали.
   Сухинев. С неохотой, но соглашаюсь со своей женой.
   Сухинева. Вечер прошел бы намного приятнее, честное слово! Обещайте нам, что в следующий раз пригласите господ актеров. Мы будем петь романсы, читать сонеты. Это ведь так прекрасно, мило! И приносит много радости.
   Сухинев. Пожалуй, мы тоже пойдем. Уж скоро вечер.
   Оболева. Конечно, обещаю, что в следующий раз приглашу актеров. Приятно было видеть вас вместе.
   Сухинева. До следующей встречи!
   Сухинев. До свидания, Марья Федоровна. До свидания, господин Дементьев. ( к Дебужинским) И вам всего доброго.
   Сухиневы раскланялись и ушли.
   Дементьев. Не ожидал! Вся Англия зачитывается романами этого молодого писателя... талантливого писателя. Я думал... надеялся... верил, что и здесь его идеи поймут, Марья Федоровна.
   Дебужинский. Здесь Жюль Верна не каждый читал, а уж о подобной фантастике я вообще молчу.
   Оболева. Алексей Владимирович, не расстраивайтесь так.
   Дементьев. Я, пожалуй, поеду в гостиницу. Меня же прямо с пристани к вам привезли.
   Оболева. Конечно, поезжайте! А завтра я покажу вам город!
   Дементьев. Тогда до завтра.
   Входит Сухинев.
   Сухинев.(Дементьеву) Как хорошо, что вы еще не ушли! Я хотел спросить, есть ли у вас еще одна книга? Хотел бы еще раз прочесть ее на досуге.
   Дементьев. Боюсь, что у меня всего один экземпляр. Но я вскоре опять поеду в Лондон. Вы можете передать свой адрес через Марью Федоровну, и я обязательно вышлю вам экземпляр. Если только вы говорите по-английски.
   Сухинев. О! Конечно я знаю этот язык. Прочем, как и французкий. Как это благородно с вашей стороны! Премного буду вам обязан. Большое спасибо и еще раз до свидания!
   Сухинев уходит. Дементьев раскланивается и уходит вслед Сухиневу.
   Дебужинский. Спасибо, Марья Федоровна за столь оригинальный вечер. Я в Калуге пробуду еще неделю и с удовольствием приду к вам. Извините, что сегодня заявились к вам без приглашения.
   Дебужинская. Да, Марья Федоровна, просим прощения. Но по пути в парк нас окликнул из коляски Михаил Семенович и буквально уговорил приехать к вам. О чем мы ни капельки не жалеем. Спасибо!
   Оболева. В эту субботу мне придется пригласить актеров. Если желаете провести время в их обществе — добро пожаловать.
   Дебужинская. Актеры? Ах, да! Госпожа Сухинева все же настояла на их приходе. Значит, будут танцы?
   Оболева. О! Вы моя спасительница, Софья Николаевна! Конечно, лучше устроить танцы, чем слушать бесконечные сонеты. Так жду вас в субботу!
   Дебужинский. Непременно будем у вас в субботу. Всего доброго!
   Дебужинская. До свидания!
   Дебужинские уходят. Прислуга убирает посуду.
   Оболева.(сама с собой, смотря в сторону ушедших Дебужинских) Ох, красавица! Впервые тебя вижу, а ты уже мне не нравишся! Надо за тобой будет приглядеть. (к прислуге) Антонина, Марфа! На сегодня вы свободны. Приберетесь завтра. Я так устала, что желаю остаться одна.
   Марфа. Конечно, Марья Федоровна.
   Антонина. Спасибо, Марья Федоровна.
   Прислуга уходит.
   
   

Явление II.


   

В той же комнате.


   Оболева зашторивает плотно окна, зажигает газовые рожки. Подводит часы и звучит стук часового механизма. Незаметно входит Дементьев.
   Дементьев. Переигрываете, Оболева.
   Оболева. (вздрагивая) Ох! Зачем подкрадываться так незаметно? Вы уверены, что все ушли?
   Дементьев. Не надо иметь особого дара, чтобы заметить уход последних гостей. Мы одни.
   Оболева. Хорошо. Садитесь.
   Дементьев садится за стол.
   Оболева. Три года назад я посылала запрос. Наконец, вы здесь.
   Дементьев. Надеюсь, я не зря приехал в эту глушь.
   Оболева. Иначе бы я вас не вызывала. Еще чаю?
   Дементьев. Вот только не стоит поить меня этим местным напитком. Он просто ужасен. И, боюсь, после всей этой пищи мне придется долго приходить в норму.
   Оболева. Все не так плохо. Просто надо привыкнуть.
   Оболева садится напротив Дементьева.
   Оболева. Комиссия прослеживает ваши передвижения?
   Дементьев. Нет. Я выйду на связь в конце операции. Я завтра уже уезжаю — инспекция агентов довольно хлопотное дело.
   Оболева. Да, я понимаю. Войдя, вы сказали, что я переигрываю?
   Дементьев. В ваших словах слишком много противоречия.
   Оболева. Чтобы войти в этот образ, я достаточно хорошо изучила женскую психологию. Предварительной подготовки оказалось недостаточно. Здесь недоверчиво относятся к уверенным, самостоятельным женщинам, разбирающихся в астрономии и высшей математике.
   Дементьев. К слову об астрономии и космоса. Везде, где я проехал с инспекцией, читал «Войну миров»...
   Оболева. Примитивный романчик!
   Дементьев. Для нас с вами. А реакция землян везде одинаковая. Да и сам роман говорит о том, что земляне готовы ждать экспансии со стороны Вселенной.
   Оболева. Потому что они судят о неизвестном по себе.
   Дементьев. Правильно. И это проблема. Комиссия уже близка к решению о помощи землянам в выходе в космос. Они заседают на планете Венда в десяти витках выше, и знать не знают о реальных проблемах планеты Земля. Помните, с какой проблемой столкнулась Коалиция, когда приняли в союз планету Тер-34?
   Оболева. Нет. Я изучала эту войну только по файлам.
   Дементьев. Да, конечно. Вы тогда были еще очень молоды. А вот мой отец всю свою сознательную жизнь потратил на службу в миротворческих войсках Коалиции. И мне пришлось поучаствовать в последнем бою на планете Тер-22.
   Оболева. Я читала, что там была настоящая резня.
   Дементьев. (бросая книгу на столик) Все было очень похоже с описанием в этой книге. А знаете с чего все началось? Жители планеты Тер-34 не могли признать равноправия среди своих же рас. Все споры решались силой. Слабых подчиняли сильнейшие. Страх сидел в их генах. Боялись, что их завоюют, потому завоевывали других. А когда Комиссия решила, что, показав им миры Вселенной, они изменятся к лучшему, через пятьдесят лет началась война. Жители Тер-34 прилетели на другую планету и посчитали, что там никто не живет. А реальных жителей приняли за животных. Когда те восстали, захватчики стали их уничтожать. И знаете, как захватчики потом объяснили свои действия? Они нашли новую планету для себя и испугались, что низшая раса — «животные» будут убивать их семьи.
   Оболева. Вот об этом в файлах не было написано.
   Дементьев. Мой отец рассказал об этом. А потом Комиссия опомнилась и решила загнать захватчиков обратно на их планету, отнять все космические разработки и блокировать выходы во Вселенную. Но захватчики воспротивились этому решению и развязали полномасштабную войну с Коалицией.
   Оболева. Конечно, перед ними помахали конфеткой, а потом решили отобрать.
   Дементьев. Земляне напоминают мне обитателей той планеты — Тер-34. А Комиссия опять совершает туже ошибку. И это проблема.
   Оболева. Проблема не только в том, что Комиссия захочет поделиться с землянами своими разработками. Даже если Комиссия и передумает, земляне все равно начнут осваивать ближайший космос.
   Дементьев. Вот как? И почему вы так решили?
   Оболева идет к книжному шкафу и достает тонкую тетрадку. Дает ее Дементьеву.
   Оболева. Прочтите, и вам станет все понятно.
   Дементьев. «Ракета»
   Оболева. Эту рукопись я скопировала с листов Циолковского. Откройте последние страницы.
   Дементьев. «...скорость, которую развивает летательный аппарат под воздействием тяги ракетного... V — это конечная (после выработки всего топлива) скорость летательного аппарата...» Вот это да! Я потрясен! Циолковский, говоришь? Сегодня его не раз упоминали.
   Оболева. По моим скромным подсчетам с такой скоростью всяких открытий и дальнейших расчетов земляне вырвутся в космос через шестьдесят — семьдесят лет.
   Дементьев. Этого нельзя допустить. (вставая) Проводите меня к этому вашему ученому!
   Оболева. Не спешите. Скоро господин ученый сам сюда придет. Я планирую уговорить его поехать с нами за город, и там вы его умертвите. Думаю, что сердечный приступ ни кого не удивит. На Земле многие страдают этим недугом.
   Дементьев. Он придет один?
   Оболева. Да. Я обещала, что на ужине будут присутствовать несколько местных инженеров. А госпожа Циолковская не ходит на такие собрания.
   Дементьев. (садясь на место) Вы хорошо подготовились.
   Оболева. У меня было три года для этого. И для того, что бы уговорить Циолковского. Он убежденный домосед.
   За кулисами звонит колокольчик.
   Оболева. О! Вот и он. Прошу, когда будете с ним общаться, говорите громко. Он очень плохо слышит. Пойду, открою дверь.
   Оболева уходит. Стук часов звучит громче и внезапно замолкает.
   
   

Явление III.


   

Дементьев, Оболева, Циолковкий в той же комнате.


   Голоса за кулисами.
   Оболева. Добрый вечер, Константин Эдуардович! Как хорошо, что вы пришли раньше. Проходите.
   Входят Оболева и Циолковский.
   Циолковский.(стесняясь) Похоже, я пришел слишком рано.
   Оболева. Хочу представить вам английского инженера — мистера Ворда.
   Дементьев. ( сперва удивленно глядит на Оболеву, потом широко улыбается) (с акцентом) О! Я много слышать о вас, мистер Солковски.
   Циолковский. Рад знакомству, мистер Ворд. Удивительно встретить англичанина, говорящего по-русски.
   Дементьев. Изучать три года. Приехать сюда, чтобы много говорить на этом хорошем язык.
   Циолковский. Ничего, еще неделька — другая, будете говорить по-русски как уроженец Калуги. (протирая очки) А почему вы решили приехать именно сюда?
   Дементьев. В Лондон я встретить друг миссис Оболев. Он много говорить о этот город. И о вас, мистер Солковски, много говорить. И о инженерах вашего города. Я писать миссис Оболев и она пригласила меня в Калуга. Но до этого я быть в Санкт-Питербург, в Москва. Красивый города. Особенно ваш столица.
   Циолковский. Вы инженер. Чем именно вы занимаетесь конкретно?
   Дементьев. Три год назад я работать вместе с мистер Нернст над металлическая нить накало...накалю...накаливания. Для электрическая лампа.
   Циолковский. Да, прогресс не стоит на месте. Но у нас в Калуге только железная дорога освещена электрическими лампами. Но в лампах пока угольные нити.
   Оболева. Присаживайтесь, Константин Эдуардович. Чаю, господа? Вам, мистер Ворд, с молоком?
   Дементьев. О! Спасибо! Как много вы знать о привычка англичанина, миссис Оболев!
   Циолковский. Простите, что вы сказали?
   Оболева. Чаю?!
   Циолковский. Да-да, спасибо, Марья Федоровна. А где же остальные гости?
   Оболева. Я прямо и не знаю как вам сказать, Константин Эдуардович. В последнюю минуту пришло письмо с посыльным от господина Щербакова. Он на даче. Сегодня доказал несостоятельность вашей теории. И теперь ждет всех у себя.
   Циолковский. (беря чай) Вот даже как! Сергей Васильевич на даче?
   Оболева. Наш ужин переноситься на дачу к господину Щербакову. Я предупредила остальных гостей, а вас мы с мистером Вордом решили дождаться и вместе уже ехать.
   Циолковский. (отставляя чай) Нет-нет. Вряд ли я смогу. У меня так много дел.(встает)
   Оболева. Константин Эдуардович! Там все будут ждать вас. Да! Именно вас. Все надеются, что вы в очередной раз докажете неправоту господина Щербакова!
   Циолковский. Нет. Я не могу. Завтра с раннего утра занятия. А ужин наверняка закончится поздно. Я все же пойду домой. (направляется к кулисам)
   Оболева. Тогда чаю с нами выпейте и идите.
   Циолковский возвращается.
   Оболева. Я уж как-нибудь успокою наше научное общество. Все объясню. Не переживайте. Давайте-ка я лучше чаю вам долью.
   Циолковский. Вот только странно. Сегодня утром я встретил Сергея Васильевича и он ни слова не сказал о своих расчетах.
   Молчание.
   Оболева. Когда вы встречаетесь, только и делаете, что спорите, обо всем забывая.
   Циолковский. И он ни слова не сказал, что едет на дачу.
   Оболева. Как я поняла, господин Щербаков сам не предполагал, что окажется на даче. Его супруге так захотелось.
   Дементьев. (смеясь) О, эти женщин! Мужчины все делать, как они захотеть.
   Оболева. Что я за хозяйкой такой буду — пригласила вас, Константин Эдуардович, и даже толком чаем не напоила. Садитесь.
   Циолковский. Вы опоздаете из-за меня.
   Оболева. О чем вы говорите! Вас я так долго звала к себе, а остальные всегда рады придти. И не беспокойтесь, мы все успеем выпить по чашечке чаю. А уж потом поедем.
   Циолковский. (садясь за стол) Да, хорошо. Но все это как-то странно.
   Оболева. Всегда странно, когда планы рушатся, Константин Эдуардович. Кстати, мистер Ворд рассказал и зачитал мне сегодня пару глав из очень интересного романа. Фантастика.
   Оболева отходит к чайному столику и доливает чай в чашку Циолковского.
   Циолковский. Да? И о чем этот роман?
   Дементьев. Сильный роман. И не для обычный обыватель. Про вторжение марсиан на наш планет. Написал молодой, начинающий писатель — Герберт Уэллс. Кстати, имеет ученую степень в область биологии.
   Циолковский. Очень интересно. А можно взглянуть на сей роман?
   Дементьев протягивает Циолковскому книжку.
   Дементьев. Тут все на английский язык.
   Циолковский. Какая жалось. Я не изучал языки. (отдает книгу)
   Дементьев. Так я вам рассказать о чем тут написано. Роман небольшой. На Землю прилетать марсиане с желанием захватить наш планет.
   Циолковский. Прилетать? А господин Уэллс не написал, как они прилетели?
   Дементьев. Конечно описать! Вот слушайте!
   Оболева (ставя чашку перед Циолковским) Нет, давайте все-таки я прочту, мистер Ворд.(забирает книгу у Дементьева) Откуда читать? Ага, вижу. Так... (громко с максимальным выражением)

«Марсиане, очевидно, рассчитали свой спуск с удивительной точностью — их математические познания, судя по всему, значительно превосходят наши — и выполнили свои приготовления изумительно согласованно. Если бы наши приборы были более совершенны, то мы могли бы заметить надвигающуюся грозу еще задолго до конца девятнадцатого столетия. Такие ученые, как Скиапарелли, наблюдали красную планету — любопытно, между прочим, что в течение долгих веков Марс считался звездой войны, — но им не удавалось выяснить причину периодического появления на ней пятен, которые они умели так хорошо заносить на карты. А все эти годы марсиане, очевидно, вели свои приготовления.
    Во время противостояния, в 1894 году, на освещенной части планеты был виден сильный свет, замеченный сначала обсерваторией в Ликке, затем Перротеном в Ницце и другими наблюдателями. Английские читатели впервые узнали об этом из журнала «Нэйчер» от 2 августа. Я склонен думать, что это явление означало...»

moulding... не могу понять. Так. Ага! Судя по смыслу это «отливка»! Итак:

«это явление означало отливку в глубокой шахте гигантской пушки, из которой марсиане потом обстреливали Землю. Странные явления, до сих пор, впрочем, не объясненные, наблюдались вблизи места вспышки во время двух последующих противостояний.»


   Циолковский. Да, чистая фантастика. Много сочинительства и ни капли научного подхода к этой проблеме. (смущаясь)Но, я все же пойду.
   Оболева. А чай?
   Циолковский. Да, конечно. Чай.
   Циолковский берет в руки чашку.
   
   

Явление IV.


   

Те же, там же. Дебужинская, Марфа, Антонина.


   Свет гаснет, потом ярко светит, потом становится приглушенным как и до этого. Оболева, Дементьев падают на пол. Чашка из рук Циолковского падает и разбивается. Циолковский вскакивает со стула и нервно протирает очки. Входит Дебужинская, Марфа, Антонина в черной облегающей одежде мужского кроя. На поясах висят блестящие шлемы с мигающими лампочками.
   Циолковский. Что? Что случилось? Мы сидели, пили чай, читали. И вдруг... Что с ними?
   Дебужинская. Вы пили чай?
   Циолковский. Что? Что вы сказали?
   Дебужинская. (громче) Вы пили чай?
   Циолковский. (оглядываясь) Я... я не пил. О, нет! Неужели их отравили?
   Дебужинская. (наклоняясь над осколками чашки с узким аппаратом в руках) Нет. Это вас хотели отравить.
   Циолковский. Значит, они живы?
   Дебужинская. (Марфе и Антонине) Проверьте.
   Марфа и Антонина склоняются над Оболевой и Дементьевым, проверяя сердцебиение.
   Антонина. Еще живы.
   Циолковский. Они живы?
   Дебужинская. Пока — да!
   Циолковский. Слава Богу!
    Дебужинская. Арестуйте их и проведите для допроса на станцию.
   Марфа и Антонина снимают с поясов шлемы и одевают на головы и включают остальную систему. Оболева и Дементьев встают, вытянувшись в струнку.
   Дебужинская. Не здесь!
   Девушки кивают и молча уводят арестованных за кулисы. Из-за кулис вспыхивает яркий свет и гаснет.
   Циолковский. Что это было? Что вы сделали с ними?! Да кто вы такие?!
   Дебужинская. Успокойтесь, Константин Эдуардович. Эти люди пытались вас убить. Мы уже несколько лет наблюдали за женщиной. Видели, как она подружилась с вашей женой, а потом и с вами. Видели, как она готовилась к этому моменту, копируя ваши записи и упорно приглашая вас на так называемый ужин. Мы видели, как она подливала вам чай, но не были уверены, что она решила вас отравить, после того, как вы отказались ехать с ними. Только оказавшись на месте предполагаемого преступления, мы смогли их арестовать и доказать вину.
   Циолковский. Кто вы?
   Дебужинская. Друзья. Мы вас спасли.
   Циолковский. (садясь на стул) А... а за что меня хотели... ну, хотели...
   Дебужинская. За то, что приближаете человечество к космосу, Константин Эдуардович.
   Циолковский. Но так это все теории!!
   Дебужинская. Не вам мне надо говорить, что все начинается с верной теории.
   Циолковский.(вскакивая со стула) Верной теорией. Я знал! Я знал, что моя теория верна...
   Дебужинская. (направляя Циолковского из комнаты) Конечно верная. Потому вас и хотели убить. А потом и не только вас. Вы идите домой, успокойтесь, забудьте все то, что здесь было и продолжайте работать.
   Циолковский (останавливаясь) Но кто же вы такие? Вся эта ваша одежда, те головные уборы странные — все это не похоже на наше, привычное.
   Дебужинская. Да, не похоже. Но прогресс не стоит на одном месте. Однако, если увидите меня как-нибудь на улице — не узнавайте. Договорились? Вам надо думать о ракетах, космосе. А об остальном подумаем мы. Идите.
   Циолковский уходит. Дебужинская подходит к окну и в щелку между штор смотрит на улицу. Идет за кулисы в другую сторону.
   Дебужинская.( говоря в маленький аппарат на рукаве) Первый субъект на связи. Для Бюро Тер-34 : конец операции. Остаюсь на позиции.
   
   
   

конец


   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   

Елена Жарова © 2008


Обсудить на форуме


2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.